потребуется продуктов и оружия, во-вторых, сколько есть в наличии, в-третьих, сколько надо купить и где. Согласны?
Эрнан Майнс, невысокий нервный помощник декана факультета математики, несколько раз кивнул.
— Отлично. — Могре развернулся к седоватому мужчине, сидевшему слева. — Хиорс, пожалуйста, поднимите всю информацию по повстанцам в учебниках истории: их число, тактики, примерные резервы, все, что найдете. Свяжитесь со всеми своими шпионами и постарайтесь найти последние данные: поставки оружия, демографические данные и все такое.
Он замолчал, чтобы перевести дух, и посмотрел прямо на Авида Соефа.
— А от вас, Авид, мне потребуется следующее, — продолжал он, не обращая внимания на выражение лица коллеги. — Раз уж вы подняли вопрос о кораблях, то узнайте, сколько и каких кораблей нам понадобится, где их можно достать и за какую цену. Поддерживайте связь с Хиорой, он вам расскажет, какие у противника военные корабли. У кого-нибудь есть предложения? Я ничего не забыл? — Он подождал несколько секунд, потом продолжил: — Ну, если придет в голову гениальная идея, дайте мне знать. А пока предлагаю встретиться через два дня и обсудить, чего мы достигли. Согласны? Великолепно. — Он встал. — Думаю, мы неплохо сегодня потрудились. Если продолжим работать в том же темпе, то, кто знает, может, и останемся в живых.
Члены комитета покинули залу, остались только Авид Соеф и Мигель Боверт.
— Знаю, — сказал Боверт, прежде чем Соеф успел открыть рот. — Это катастрофа.
— Ты так думаешь? — Соеф весело улыбнулся. — А я — нет. На самом деле. Я считаю, что дела идут замечательно.
Боверт уставился на него.
— Правда? Эта свинья врывается на собрание, врывается на войну, выставляет нас полными идиотами…
— Расслабься. — Авид Соеф присел на краешек стола. — Используй мозги. Значит, Стен взял на себя руководство. Если помнишь, мы здесь оказались не по своей воле. Теперь, если все пойдет не так, мы переложим ответственность на Стена.
Боверт кивнул.
— А если все получится?
— Тогда мы разделим лавры его славы. И, кроме того, впереди еще много работы. Но у меня предчувствие, что Стен будет настолько занят, что у него не останется времени вспомнить, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
— Не пойми меня неправильно, — сказал Зонарас за завтраком, — но надолго ли ты к нам?
Завтрак состоял из остатков вчерашнего хлеба, засохшего сыра и сидра, который давно пора было вылить. Никто не казался особенно голодным.
— Не знаю, — ответил Бардас. — Честно говоря, я об этом не думал. А что? Хотите избавиться от меня?
Зонарас и Клефас переглянулись.
— Ты же знаешь, это и твой дом, — сказал Клефас. — Но надо быть реалистами.
Бардас вопросительно изогнул бровь:
— Реалистами?
— Верно, — ответил Зонарас. — Посмотри в лицо фактам, Бардас. Мы производим достаточно, чтобы прокормить двоих. На троих еды не хватит.
Бардас поерзал на стуле.
— Не обязательно, — возразил он. — Троих бесполезных неудачников вроде вас — может быть. Заткнись, Клефас, когда я захочу узнать твое мнение, то скажу тебе об этом. Ферма — очень хорошая, по крайней мере была во времена отца. Согласен, богатыми мы не были, но на хлеб нам всегда хватало, никто не ходил голодный и голый, насколько я помню.
Зонарас вспыхнул.
— Мы очень много работаем, Бардас. Мы встаем и уходим пасти стада, когда ты все еще спишь в своей берлоге. Так что не смей диктовать нам, что делать.
— Но кому-то ведь надо этим заниматься, — невозмутимо ответил Бардас. — Я вовсе не говорю, что вы ленивы, никто не смог бы вас в этом обвинить. Вы просто бесполезны. Тупы. Вы портите все, к чему прикасаетесь. Если есть девяносто девять способов сделать что-то правильно и один неправильно, вы всегда выберете неправильный способ. И знаете почему?
Клефас вскочил, потом, поколебавшись, сел.
— Полагаю, ты скажешь нам.
— Угадал. Потому что вы неудачники, вот и все. Это не ваша вина, — продолжал Бардас. — Вы младшие сыновья, и если бы мы были обычной семьей, то за вами постоянно присматривали бы старшие, все, что от вас требовалось бы, — работать. Сначала присматривали бы мы с отцом и Горгасом, потом наши сыновья. А вам пришлось думать самостоятельно, хотя никто вас этому не научил. Ну? Нечего возразить?
Повисла тяжелая, напряженная тишина.
— Хорошо, — наконец промолвил Зонарас. — Но кто во всем виноват? Кто усвистал отсюда, потому что не мог больше оставаться в Месоге? Если бы у тебя хватило мужества не убегать и не бросать нас…
— Ради Бога, я все для вас делал, — сердито ответил Бардас. — Все эти годы я рисковал жизнью, спал в таких местах, в которых даже свинья бы спать побрезговала, и все ради вас…
Клефас снова вскочил.
— Как мило! — прокричал он. — Все, что от тебя требовалось, — это посылать нам деньги, да? Как будто мы какие-нибудь инвалиды. А мы мечтали только о том, чтобы заработать больше денег и сказать тебе, чтобы ты засунул свои подачки сам знаешь куда. И если ты думаешь, что можешь как ни в чем не бывало вернуться и начать нами командовать, то ты глупее, чем кажешься.
Бардас смерил его ледяным взглядом:
— Сядь, идиот. И перестань дергаться, у меня от тебя голова болит. Факт остается фактом, я могу взять на себя управление фермой, и уже через год у нас будет более чем достаточно на троих. Продолжайте работать, как сейчас, и так и будете до старости гнуть спины с утра до ночи, чтобы наскрести на кусок хлеба. И ради чего? Ради тупой гордости. Вы оба — как дети.
— Правда? — сказал Зонарас. — Ну хорошо, большой брат, давай расскажи нам, что мы делаем не так.
Бардас пожал плечами:
— С чего начать? Ладно, сейчас я наобум назову десять вещей, которые вы делаете неправильно. От первой до десятой включительно. Посмотрите в окно и увидите десять рядов виноградных деревьев, одни листья и никаких виноградинок. Хотите знать почему? Потому что вы перекормили, переудобрили и пересушили их. Дальше — десять кустов бобов, которые вы сожгли заживо, засыпав их навозом. Теперь переходим к засохшим сливам, которые вы так окольцевали, что плодов они больше не дают, а потом переходим к вашей гордости — оливам. Должно быть, много времени ушло на то, чтобы довести их до такого состояния, но они все погибнут, потому что между ними растут два дуба, а каждому дураку известно, что корни дуба отравляют оливы. Теперь лук…
— Хорошо, — прорычал Зонарас. — Мы поняли. Но ведь все люди ошибаются.
— Да, — вздохнул Бардас. — Однако не во всем, что делают. Чтобы портить все вокруг, нужен настоящий талант. И знаете что самое печальное — ваши беды от того, что вы слишком стараетесь. Если бы вы делали только самое необходимое, а остальное время сидели, балдея, под деревьями, проку было бы намного больше.
— Ладно. — Теперь Зонарас был вне себя от ярости. Бардас понял, что тот в любой момент готов начать махать кулаками, и внутренне собрался. — Значит, мы дураки. Ну и что? Нам никто никогда ничего не рассказывал. Отец все объяснял только тебе и Горгасу. Если бы мы остановились и спросили, то сразу же получили бы затрещину. Так было всегда: «Тебе об этом знать не надо, Бардас знает. Делай что велено, а думать обо всем будут старшие». Хорошо, мы делали что велено, и чего мы добились? Мы умеем лишь трудиться. А где все это время был ты? В Городе, убивал людей.
Бардас почувствовал, что ему не хватает дыхания. Странно. Человеку, который зарабатывает на жизнь, убивая людей, не знакомо чувство ярости.
