— Дай в прицел посмотреть!
— Давай меняться!
Словно малые дети сталкеры сбежались к столу Жиртреста. Каждый хотел потрогать дорогущую винтовку, прикоснуться к прохладному шершавому пластику, убедиться, что это не сон. Они хватали ее за цевье и прикладывали прицел к глазу, дергали за ремень, пока Ванька не отобрал винтовку и не прижал ее к груди.
— Ну, кто еще хочет рассказать дедушке стишок?
Все замолкли, внезапно вспомнив про Деда Мороза.
— Давай, я расскажу, — предложил Ник Мясо.
— Конечно, — кивнул Дед, — Слушаю.
— Отлично, отлично, — закивал Дед Мороз. — Ты просто молодец. И в школе, наверное, только пятерки получаешь?
— Да, — пролепетал Мясо.
— Ну, держи свой подарок.
Дед полез в мешок, и достав длинный кинжал, вручил его Мясу. Лицо у Ника было такое, что казалось его сейчас хватит удар. Остальные сталкеры сгрудились теперь возле него.
— Что это, Ник? Что за нож такой? — посыпались вопросы.
— Это… Это… Это просто супер! — завопил Мясо.
— Да, что супер-то? Нож, как нож.
— Сам ты… Это боевой кинжал Ферберна-Сайкса!
— Чего?
— Легендарный кинжал британских морских котиков. Его только в частных коллекциях можно найти! Я о нем полжизни мечтал! Это как же? — Ник уставился на Деда Мороза, не веря своему счастью.
Дед улыбался. Что тут началось. Сталкеры наперебой бросились рассказывать Деду Морозу стишки. Вспомнились и «Самолет построим сами», и «Я куплю себе лошадку», и «Наша Таня громко плачет». Дед Мороз внимательно слушал стихи, неизменно хвалил рассказчика и вручал подарок, да такой, после которого сталкеру оставалось лишь подпрыгивать от восторга. Наконец, все сталкеры получили подарки. Дед Мороз поднял опустевший мешок и двинулся к дверям.
— Дедушка, — остановил его Селиван, — Я стишок вспомнил.
— Поздно, — сурово покачал головой Дед, — Да, и нет у меня ПКМ.
И с этими словами был таков.
— Откуда этот хрыч взялся? — вопросительно обернулся Селиван к сталкерам.
— Действительно, интересно, — отозвался Папа Карло, не участвовавший в рассказывании стишков.
— Да какая разница? — бросил Ник. Он размахнулся и вогнал свой кинжал в поверхность стола. Нож ушел до рукояти. — Видали, класс?
— Ты мне мебель не порть, — погрозил пальцем Папа Карло.
— О, Папа Карло, кстати. Давай сюда свою водку, — повернув голову к бармену, попросил Мясо.
Он отвернулся обратно и замер. Ножа, который он воткнул в столешницу и след простыл.
— Эй, ребята, — воззвал он к собутыльникам, — Кто нож взял?
Сталкеры недоуменно переглянулись.
— Парни, это не смешно, — угрожающе сказал Ник. — Верните нож. Подарок все-таки.
— Да, никто твой нож не брал. Нужна кому эта коллекционная рухлядь, — буркнул Крендель.
— Это не рухлядь…
Вдруг вскрикнул Жиртрест:
— Где моя «эфэнка»?
Все вскочили на ноги.
— Куда?! — заорал Ватман, видя как буквально на глазах у всех испарился его «Пустынный Орел», который он держал в руке.
Все подарки, оставленные добрым Дедушкой Морозом, стали по очереди таять и исчезать. Поднялся шум и гам. Кто-то костерил Зону, кто-то Деда Мороза, кто-то пьяно икал от возмущения.
— Придурки, — мрачно произнес Селиван и вышел из бара.
— Че это было? — спросил Арчибальд Арчибальдович.
— Эй, ребята, а водка-то тю-тю, — развел руками Папа Карло.
«Что было, что было! — подумал контролер двигаясь к лесу, — Новогоднее чудо это было». По поселку разносились крики, в которых контролер отчетливо уловил матерный эквивалент слову «обманули». Он улыбнулся, крепче обхватил ящик водки, и ускорил шаг.
Варвара Попова
Говорят, под Новый Год…
Ночь с тридцать первого декабря на первое января. Сталкеры, уже выпившие и за Новый год, и за его наступление, захмелевшие и довольные, спят, разойдясь по укрытиям. Мутанты дневные мирно посапывают по норам да по лёжкам, а ночные бродят по Зоне. Небо в кои-то веки безоблачное, покрытое россыпью звёзд, и на нём гордо сияет месяц. Ветер то несёт свежесть с высот, то тянет гнилью из подвалов, то хватает тонкий аромат чьей-то крови, перемешивая букет запахов с сухими листьями и пылью.
По дороге к Бару идут двое. На одном — длинный красный плащ с мехом… хотя нет, это же самая настоящая шуба! На втором — тоже шуба, только белая, искрящаяся, повторяющая плавные изгибы стройной фигуры. Неужели второй — девушка? И тут раздаётся звонкий голосок:
— Дедушка, а зачем мы к ним идём? — это тот самый второй… вторая. На высокой груди лежит толстая светлая коса с голубым бантом на конце, голову венчает кокошник, изукрашенный каменьями.
— Сталкеры тоже подарков хотят, внучка, — объясняет ей первый — румяный дед с длинной белой бородой, в пушистых рукавицах, с резным посохом в руке и большим красным мешком за спиной.
— А они себя хорошо вели? — снова спрашивает внучка.
— Нет. Плохо. Убивали, обманывали, грабили… Здесь невиновных нет.
Внучка печалится, глаза на её красивом лице наполняются слезами, она снимает с руки рукавичку, и прозрачные капли падают на белую ладонь и застывают, превращаясь в алмазы.
— Если найдётся тот, что лучше других — ему подарю! — обещает девушка, ссыпает сверкающие камни в рукавичку, перевязывает голубым бантом, снятым с косы, и кладёт в кармашек своей шубки.
Дедушка улыбается сквозь бороду, берёт внучку за руку, оставшуюся без рукавички, и они идут дальше.
Дорога, пусть и асфальтированная, вся в грязи после дождей, сменяющихся периодами засухи. В боковых колеях вообще болотца, и из них тянет тиной и водорослями. Деревья стоят и голые, мёртвые, и с листьями, будто ржавым железом покрытыми. Внучка смотрит на них, и вновь её лицо омрачается печалью.
— Дедушка, давай всё украсим? Сил нет, тошно мне здесь находиться! Серо и пусто.
Дед улыбается, поводит перед собой посохом, стучит им несколько раз по асфальту, и с неба начинают белым танцем спускаться на землю снежинки. Внучка, подняв взгляд вверх, радуется и хлопает в
