не уверена, что мне захочется посвятить ему еще и третий. Разве что эти вечеринки — нечто такое, чего ни одна девушка не должна пропустить.
Ей вовсе не хотелось идти куда бы то ни было с Гэретом Фрэзером. Она бы скорее пошла с Роджером Шерманом куда-нибудь в зыбучие пески, но он ее не приглашал. Он весело сказал:
— Можете пропустить их с легким сердцем.
— Тогда, думаю, я так и поступлю, — и неожиданно для себя зевнула, она очень устала. — Я знаю, что вы скажете, — сказала она, — чтобы я допивала свой кофе и шла спать. Похоже, вы все время заставляете меня что-нибудь допивать.
— Неужели? Я должен быть начеку. Звучит, как вмешательство в чужие дела.
— Звучит, — кивнула она, — но в этом есть смысл. Руни имеют привычку вставать с зарей. — Она отпила еще немного кофе и пожалела, что чувствует себя сейчас такой усталой. Потом сказала: — Вы тоже допивайте кофе. Если я могу сказать о себе, что у меня сегодня выдался трудный денек, то, думаю, вы можете сказать о себе то же самое.
Роджером Шерманом, наверное, давно уже никто не командовал. От смеха в уголках его глаз собрались морщинки.
— Вмешательство в чужие дела, оказывается, вещь заразительная, — заметил он.
— Ну, это не вмешательство. — Она допила кофе, и он — тоже. — При росте меньше пяти футов это называется человек, который любит распоряжаться. А вот человек ростом более пяти футов одиннадцати дюймов может быть причислен к классу диктаторов. А какой у вас рост?
— Больше пяти футов одиннадцати дюймов.
— Ну вот видите.
— Вижу. — Он взял со стола кружки, вымыл их и поставил сушиться. — Идите-ка, — сказал он.
В нем было, наверное, больше шести футов, потому что голова Хелли приходилась где-то на уровне нагрудного кармана его пиджака. Она упрямо не уходила.
— Вы не будете больше сегодня работать? В такое время это просто нелепо.
Он сказал мягко:
— Если я сижу в кабинете, это отнюдь не всегда значит, что я работаю. Сегодня, например, я читал книгу.
— Надеюсь, не Гэрета Фрэзера?
— Нет, не Гэрета Фрэзера.
Они вышли из кухни. Роджер погасил на кухне свет, а Хелли сказала:
— Если бы это была одна из его книг, возможно, вы могли бы мне объяснить, что там происходит. Вы не хотите прочесть первую главу, ту, что я напечатала сегодня?
— Я, пожалуй, подожду ее публикации.
— Пожалуй, вы правы.
Подойдя к лестнице, она обернулась к нему и спросила:
— Вы всегда все время проводили в кабинете? Вы разве не пользовались другими комнатами?
— Пользовался, конечно.
— Тогда, пожалуйста, пусть все будет как раньше. Если хотите, вы можете занимать гостиную. Мы не станем вам мешать.
— Это очень великодушное предложение, но мне кажется, лучше все оставить как есть. У вас и так сейчас семейство из семи человек, включая мою сестру.
— Да, но… — настаивала Хелли, стараясь, чтобы это прозвучало благоразумно. — Допустим, что я стану печатать в столовой, а гостиная останется гостиной, — вы тогда будете сюда приходить? Ведь если вы просто читаете, как, например, сегодня, разве вам не будет удобнее делать это в гостиной?
— Конечно, будет удобнее, — сказал он. — Спасибо.
Это было прекрасно. То, что Роджер Шерман согласен возобновить свою привычку засиживаться до позднего вечера в гостиной, было лучшей новостью с тех пор, как она поселилась здесь. За последнее время произошло много хорошего, и все благодаря ему.
Теперь он сказал:
— Я проверю двери.
Хелли, конечно, запирала двери, но она никогда бы не подумала проверить вечером замки, хотя дом стоял на отшибе. Наверное, это надо было делать. Ей никогда не приходило в голову, что это делает Роджер, а может быть, она просто чувствовала себя в безопасности, раз был мужчина в доме.
— Вы всегда поверяете замки и засовы на ночь? — спросила она.
— Когда я здесь, всегда.
— Мне это никогда не приходило в голову. Как видите, я не привыкла к обязанностям домовладелицы.
— Может быть, я и не домовладелец, — улыбаясь, произнес он, — но старые привычки живут долго.
— Мне по-прежнему кажется, что это ваш дом. Вот увидите, они найдут ошибку.
— Надеюсь, что нет, — сказал он. — Спокойной ночи, Хелли.
Хелли не знала, как прошел первый рабочий день Аннабел в Институте космических исследований, а за завтраком времени на долгие расспросы не было. Утром во вторник Аннабел влетела на кухню уже в плаще, посмотрела на часы у себя на руке и поспешно проглотила чашку чая.
Хелли, которая стояла в это время у плиты и методично превращала нарезанную ломтиками буханку хлеба в солидную горку тостов, спросила:
— Как все прошло? Возьмите тостов.
— Спасибо. — Аннабел взяла ломтик. — Я работаю под началом Элвис Дэлзелл, но, если не брать в расчет это обстоятельство, все не так плохо.
— А чем вы занимаетесь? — спросила мисс Паргайтер.
— Элвис руководит проведением математического анализа, а я обучаюсь работе на компьютере по подсчетам результатов анализа.
— Господи! — слабо охнула мисс Паргайтер, а Аннабел рассмеялась.
— Звучит довольно бездушно, правда? На самом деле мне это даже нравится. — Ее голос звучал весело. — И не оставляйте мне ужин, я сегодня сразу после работы встречаюсь с друзьями.
Вошел Роджер Шерман, и улыбка на лице Аннабел поблекла. Она сказала: «Иду» — и выбросила недоеденный тост в корзину для мусора.
Роджер сказал:
— Доброе утро.
— Чай? Кофе? Тосты? — предложила Хелли.
— Нет, спасибо, нам пора идти.
Перед тем как он вошел, на кухне стоял изрядный шум: близнецы затеяли свою первую на сегодняшний день перепалку, Рози что-то напевала, — шумели все, кроме Джеральдины, но вдруг наступила тишина.
— Я готова, — бодро сказала Аннабел.
Она вышла, за ней вышел Роджер, а тишина продлилась еще несколько секунд после того, как за ними закрылась дверь. А потом Рози снова затянула свою песенку, а близнецы возобновили военные действия.
Завтрак закончился, и дети отправились за плащами, поскольку небо затягивало облаками и вполне мог пойти дождь. Хелли и мисс Паргайтер мыли посуду, когда Хелли задумчиво произнесла:
— Аннабел боится своего брата, правда?
— Да, — согласилась мисс Паргайтер.
— Хотела бы я знать почему?
Мисс Паргайтер мыла посуду, Хелли вытирала, и теперь, закончив свою работу, мисс Паргайтер вытерла руки и взяла большой флакон розового лосьона для рук.
Хелли продолжала недоумевать:
— Он так хорошо к ней относится, она сама это говорила.
