связанные с мельницей.
В помещении было чисто и достаточно аккуратно. Все так, как хотел бы Корби. Без сомнения, он не поблагодарит за уборку. Она отполировала серые каменные плиты первого этажа, которые выглядели до этого так, как если бы их иногда мыли, но редко полировали. Ей нравилась эта уборка. Вычистив все, она поднялась по железной лестнице, уселась на широком изгибающемся кожаном диване и стала листать газеты. Где-то через полчаса раздался стук в дверь, и она спустилась по лестнице, чтобы открыть. «Кто бы это мог быть? – спрашивала она сама себя. – Хоть бы не Крисси». Она велела отцу не сообщать Крисси, где она. Ей не хотелось больше истерик. Она собиралась попить чай с Корби, посмотреть его картины и поболтать немного. Это было все. И если бы это был Марк или Сара, то же самое она сказала бы и им. Не надо делать шума из ничего.
Это был человек, которого она никогда не видела прежде. Он выглядел старше тридцати, высокий, слегка сгорбившийся, как если бы его голова клонилась книзу в страхе перед потолком. У него были очки в тяжелой оправе, темный костюм, темная фетровая шляпа и темное пальто. Он поздоровался:
– Добрый день. Дома ли господин Корби?
У него был слабый акцент, который Эмма не смогла точно определить. Она сказала:
– Он скоро будет. Он ждет вас? Разве вы не войдете?
– Спасибо. – И он ступил внутрь.
Что ей теперь делать? Предложить ему спиртного, спросить, какое у него дело? Кто бы он ни был, что бы он тут делал без Корби, если бы Эмма не пришла пораньше.
– Меня зовут Клоппер, Феликс Клоппер, – представился он.
– Я – Эмма Чандлер, – в ответ сказала она. – Я живу в «Милл-Хаус». Вы проходили мимо, когда шли сюда.
Он изучал ее, словно пытался прочитать что-то на ее лице. Затем улыбнулся:
– Извините меня. Что-то в вашем лице мне показалось знакомым, но понимаю теперь – я ошибался. Картины – мой бизнес, и был портрет, я его видел, когда был здесь шесть месяцев назад. Не для продажи. Корби сказал мне, что это его соседка. Та же фигура, но светлые волосы. Это были не вы?
– Не я, – сказала Эмма. Гиллиан, конечно. «Интересно, писалось с натуры? – стал мучить ее вопрос. – Гиллиан приходила сюда и позировала, в то время как Корби писал ее портрет, или он писал по памяти? И где этот портрет теперь? Все еще здесь? Вот почему Корби не хотел, чтобы кто-то убирал у него, трогал его холсты?!»
Смотрел ли он на портрет, находясь в одиночестве? Создавалась ли иллюзия присутствия, если смотреть на портрет при неярком свете? Эмма почувствовала прилив гнева и поняла, что ревнует. Золотой призрак Гиллиан часто посещает «Хардич-Хаус». Но как чудовищно несправедливо было то, что он посещает и мельницу!
Глава 8
Высокий смуглый человек, назвавшийся Феликсом Клоппером, прошел к кухне мимо Эммы. Он улыбнулся эскизам на рисовальной доске: разные руки на листе. Сжатые, расслабленные, указывающие, держащие что-то.
– Картины наверху, – сказала она.
– Я знаю. – Конечно. Он только что сказал, что бывал здесь прежде. – Но думаю, я должен дождаться господина Кемпсона.
Это было любезно с его стороны. Если он занимается продажей картин, то его в первую очередь интересуют здесь картины. Но зайти в студию без хозяина – словно рыться в чужих письмах.
Она сказала:
– Я приглашена на чай, но пришла слишком рано. Если я налью себе чашечку чаю, вы составите мне компанию?
– Спасибо. – У него были тяжелые черты лица. На лице виднелись оспины. Проницательные глаза из-за толстых линз очков внимательно смотрели на Эмму.
Она поставила чайник. Она едва скрывала улыбку, потому что в этом своем черном пальто, с черной шляпой в руках, сидящий на высоком табурете, он весьма смешно выглядел.
Она могла представить себе Корби, который, ссутулившись, удобно устроился на этом месте, но Корби не мог носить такое пальто. Она сказала:
– Разве вы не снимете ваше пальто? Тут тепло.
Мельница хорошо сохраняла тепло, толстые стены способствовали этому, и к тому же печь топилась вовсю.
Он сказал «спасибо» снова и снял пальто. Эмма повесила его на спинку стула, а шляпу положила на сиденье и поняла, что выполняет обязанности хозяйки, предлагая чай и светскую беседу. Но вряд ли было удобно сидеть в тишине и глядеть друг на друга.
Она нашла кружки и сахар в буфете, молоко в холодильнике и, размещая все это на столе, сказала:
– Вы пришли, конечно, посмотреть картины?
– Я продавец картин и продаю картины Корби вместо него самого. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Когда он позволяет мне хоть что-нибудь продать.
Она устроилась на табурете и стала смотреть на чайник, как будто бы это могло ускорить кипение.
– Они действительно хороши? – спросила она. Она хотела услышать мнение профессионала.
Он указал на рисунки:
– Эскизы говорят сами за себя.
Но она сказала:
– Я говорю о картинах.
Он подождал немного, а потом произнес:
– Да, они хороши.
– Они пугают меня, – сказала Эмма.
– Скажу по секрету, меня тоже, – сказал Клоппер и улыбнулся, когда она посмотрела на него. – Существует множество живописцев, – продолжал он. – Их так много, что можно заполнить их картинами все мои галереи. Их картины занятны и производят приятное впечатление. Но есть художники, чьи работы захватывают вас целиком. – Он не улыбался теперь. – Вот почему я здесь сегодня и слежу за его шагами в живописи с тех пор, как мы знакомы.
– А давно вы знакомы?
– Пять-шесть лет. Моя жена и я были на отдыхе в Камарге, а Корби рисовал там болота. Я вышел из моего автомобиля и прошелся мимо него. Я всегда смотрю, что рисуют художники, и обычно иду дальше. Но на сей раз я забыл обо всем. Я попробовал заговорить с ним. Я говорю на нескольких языках, и я перепробовал весь свой запас. – Он улыбнулся, вспоминая. – Он очень убедительно себя вел, я решил, что он ничего не понимает. Он выглядел словно пришелец какой-то – роба, темные волосы, загорелая кожа.
– Представляю себе, – сказала Эмма.
– Я хотел купить его картину, – продолжал Клоппер. – Я не давал ему прохода. Я пробовал написать, но он и виду не подал, что понимает что-нибудь. Я расположился рядом с ним, чтобы дождаться, когда он, закончив работу, поедет к себе домой. Жена была недовольна. Ей не хотелось сидеть и ждать в дикой местности, среди зарослей тростника. Мне пришлось подкупить ее, и моя жена совершила выгодную сделку. – Сразу видно, он был любящим мужем. Это чувствовалось по его улыбке и по голосу. – Ей очень хотелось иметь один браслет, и мне пришлось пообещать его ей, если она будет терпелива. Затем я понял, что Корби просто веселится. И теперь, как он ни старался, он уже не мог убедить меня, что не понимает, о чем мы говорим.
– А ваша жена, она получила браслет? – поинтересовалась Эмма.
– Шутит всякий раз, когда надевает его. Она говорит, что должна благодарить Корби за этот браслет.
Чайник закипел. Эмма заварила чай, и он сказал:
– Вы должны поддерживать его занятия живописью.
«Ну вот, еще один неправильно понял». Она сказала:
