шелковистые ивы. Промелькнули миртовые кусты, белые ворота, которые стерегли причудливые воины и неестественно желтые тигры, блеснуло загадочное золото иероглифов на красном лаке. Где, в каком заколдованном сне он мог видеть все это?
'Ситроен' остановился перед высоким забором. Проверив документы, сержант военной полиции вернулся в будку и включил рубильник. Створки ворот стали медленно раскрываться. Шурша по влажному гравию, машина въехала под навес. Дворецкий в жемчужно-сером камзоле и парике с буклями мельком взглянул на визитную карточку и, взмахнув жезлом, торжественно провозгласил:
- Майор Валери-Гастон маркиз де Фюмроль!
Только гулкое эхо было ему ответом.
Губернатор принял гостя в домашней куртке, расшитой брандебурами, и сразу же провел в личные апартаменты, где в отделанной мореным дубом столовой резко белел накрытый на две персоны стол.
- Я забыл спросить о ваших вкусах, - улыбнулся генерал, разворачивая салфетку. - На всякий случай мой повар приготовил пулярку по-бресски и несколько сравнительно безопасных туземных блюд. Вы хорошо переносите острое?
- Вполне, - наклонил голову Фюмроль, опуская портфель у своего кресла. Благодарю вас, мой генерал. - Он ответил несколько принужденной улыбкой. Пусть мои вкусы вас не смущают. Я не страдаю гастрономическим консерватизмом.
- Хорошо сказано! - потер пухлые ручки Катру и вдруг сверкнул на гостя хитрым, понимающим глазом. - Я все знаю, маркиз... - Он отпил глоток минеральной воды и постучал по бокалу тщательно подпиленным ногтем. - Как видите, и к нам доходит 'виши'.
Фюмроль позволил себе вежливо поднять брови. Двусмысленная шутка генерала в равной степени намекала и на поставки минеральной воды, которые, очевидно, не могла прервать даже проигранная война, и на новые веяния в политике маршала Петэна.
- Вы уже три недели в пути, - как ни в чем не бывало продолжал Катру, - и очень торопитесь, потому что в портфеле у вас важные бумаги. Но что они значат, если в душе безверие и тоска? К тому же вы скверно выспались, заметил он, пряча улыбку. - И, видимо, еще не научились уничтожать москитов под сеткой.
- От вас ничто не укроется, мой генерал. - Фюмроль принял более свободную позу.
- Да-да, чувствуйте себя как дома, милый маркиз. - Катру покровительственно кивнул. - И не судите меня строго за болтовню. Дела подождут. Нам некуда торопиться, потому что наш поезд давно ушел. Мы знаем друг друга достаточно давно и можем позволить себе несколько минут откровенности. Тем более, что хорошая еда располагает к остроумной беседе. Он позвонил в серебряный колокольчик. - И вообще, гостя принято прежде всего накормить. Вы же порядком проголодались.
- Я бы этого не сказал.
- Пустое, мой друг. Золотистый чай, который вы, наверное, отведали, встав ото сна, очень способствует выделению желудочного сока. Меня не проведешь.
- Сдаюсь, ваше превосходительство. - В знак капитуляции Фюмроль выдернул из кольца салфетку.
- Что ж, мой друг, вы лишь следуете примеру пославшего вас правительства, - нарочито кротко проворковал Катру и, подняв голову, оглядел Фюмроля тяжелым изучающим взглядом.
- Не совсем так, мой генерал, - трудно сглатывая комок в горле, криво усмехнулся майор. - Идея направить к вам уполномоченного по связи с японской стороной была выдвинута еще при правительстве господина Рейно, так что, с известной натяжкой, меня можно рассматривать как посланца сражающейся Франции, хотя и запоздавшего. В день подписания капитуляции в Компьенском лесу я болтался где-то между Сардинией и Суэцем... Извините, мой генерал.
Пожилой тонкинец в белых перчатках и безукоризненном смокинге бережно вкатил столик, уставленный всевозможными кушаньями.
- Не слишком ли обильно для завтрака? - поинтересовался Фюмроль, жадно вдыхая пряные запахи незнакомых блюд.
- Привыкайте к тропикам, мой дорогой. Днем вам будет не до еды. В жару спасает только зеленый чай. Сто раз успеете проголодаться, пока на землю снизойдет вечерняя прохлада... Лично я предпочитаю начинать день с фо крепкого и острого мясного супа с рисовой лапшой. Это настоящая зарядка!.. Что будете пить, маркиз?
- Полностью полагаюсь на ваш вкус.
- Тогда 'Мутон Ротшильд', Тхуан, - распорядился генерал. - Комон, поблагодарил он по-вьетнамски повара. - Можешь идти, Тхуан. Нет, постой! - Он повелительно щелкнул пальцами и указал на радиоприемник, стоявший на низком столике в окружении фарфоровых старичков с шишковатыми головами.
Перед тем как уйти, Тхуан поймал какую-то китайскую станцию и повернул колесико на полную мощность.
- Привыкайте, - снисходительно пояснил Катру. - Иначе здесь нельзя. Как говорится, даже стены имеют уши. Подслушивают все поголовно: японцы, немцы, голландцы, китайцы. Ну, как вам показалась пулярка?
- Превосходно! - чистосердечно похвалил Фюмроль. - Лучше, чем у Максима.
- Не сомневаюсь! Моему Тхуану цены нет. В Париже он мог бы хорошо зарабатывать.
- Надеюсь, он не знает об этом? - пошутил Фюмроль.
- Я твержу ему о прелестях заморской родины чуть ли не ежедневно. - Катру рассмеялся. - Только он никуда не поедет. У туземцев, знаете ли, необычайно развито чувство патриотизма. Слишком, я бы даже сказал, развито, гипертрофированно. Европейцу этого не понять. Такова специфика этой проклятой страны. - Он помрачнел и замолчал. Потом закончил, вздохнув: - Меня Тхуан, кажется, любит почти так же сильно, как и свою родину.
- Вас это не радует?
- Я о другом, маркиз, - генерал раздраженно отбросил вилку. - Просто мы катимся в пропасть. Все ускользает из рук: Франция, Париж, проклятый и трижды благословенный Индокитай. Ничто уже не имеет смысла и не стоит усилий. Вы не согласны?
- В принципе вы правы, мой генерал, - деликатно понизил голос Фюмроль. Но человеку свойственно надеяться на лучшее. Пока живешь, надеешься...
- В вас говорит молодость, - горько усмехнулся Катру, - неистребимая и слепая сила. А со мной все кончено, маркиз, - еле слышно выдохнул он и бессильно опустил руки.
Гремела странная музыка, отрывистый мужской голос выкрикивал речитативом слова на незнакомом языке. Надсадно гудел кондиционер, овевая затененную комнату благодатной прохладой. Фюмроль сделал вид, что всецело поглощен жареными креветками.
- Уже известен мой преемник, маркиз?
- Простите, ваше превосходительство?..
- Мой молодой друг, здесь все только о том и говорят. Да и может ли быть иначе! В Виши никогда не простят мне голлистских симпатий, и если не сам маршал, то адмирал Дарлан уже подыскал более подходящую кандидатуру. Из чисто человеческой суетности мне хочется знать, кто он. Только не пытайтесь меня уверить, что в Париже об этом не было речи. В высшем колониальном совете, на Кэ д'Орсэ.
- Но Парижа нет, сударь, - прервал генерала Фюмроль.
До боли отчетливо вспомнился день исхода, когда солнце, похожее на лунный диск, неслось в жирных клубах горящей нефти и лохмотья копоти засыпали мосты. Свой старенький 'пежо' они с Колет бросили прямо на дороге. Ни за какие деньги нельзя было купить бензин. Пошли куда глаза глядят и с толпой беженцев добрели до Жанвиля. Что искали они в этом жалком, запруженном людьми городишке, где их ждала лишь холодная ночь в придорожном поле? Странно, но он почти ничего не помнит. Даже лицо Колет с трудом удается извлечь из темноты. Как медленно, как непокорно возникает целостный образ.
Сквозь крики и плач, сквозь гул самолетов в ночном небе, озаряемом лихорадочным лучом прожектора, до него донеслась непонятная, разорванная на слоги речь и звон гонгов.
Угрожающе зеленел огонек приемника. Чьи-то темные с искалеченными ногтями руки водрузили на белую скатерть блюдо с сырами.
- Нет Парижа, - повторил Фюмроль, поежившись, словно в ознобе, и отчужденно сказал: - В Бордо или
