— Пап, - сказала я, - Гарприт хотел бы записать молитвы лам.
— Он хочет стать буддистом?
— Пап, у тебя все мысли в одну сторону. Нет, ему просто нужны сэмплы для одной записи. Можешь у них спросить? Он мог бы записать их прямо в Центре.
— Хорошо, доча, это запросто.
С тех пор мы с Нишей почти каждую свободную минуту посвящали работе. Если мы не пели или не перебирали диски в поисках идей, то говорили или думали о записи. Ниша была ужасно серьезной. Я никогда ее раньше такой не видела. Обычно мы с ней всегда смеялись и дурачились, но теперь мы общались иначе. Было здорово – на самом деле, ничего увлекательней со мной в жизни не случалось, – но при этом трудились мы на износ. Надо было сильно сосредоточиться, чтобы все, что придумали, удержать в голове. Но мы не отступали, даже когда уставали страшно и все нам надоедало. У Ниши железная воля.
И это дело помогало отвлечься от мыслей о бабушке. На самом деле, мне очень ее не хватало. Так было странно, что ее больше нет рядом – я так привыкла, что могу когда угодно зайти к ней в гости. И она всегда была мне рада. Даже если мама с папой не ладили или в школе случались какие-то неприятности, я знала, что есть бабушка, что она всегда меня примет, поставит чайник, угостит шоколадным печеньем. И вдруг ее больше нет.
Поговорить об этом я могла только с Нишей.
— Так странно, что о ней никто не вспоминает – будто ее и вовсе не было на свете. У нас даже фотографии ее нигде нет.
У них в гостиной под портретами гуру висело большое фото отца.
— Мама даже не хочет менять табличку на дверях с его именем – говорит, он по-прежнему в доме хозяин.
— А в бабушкиной квартире уже кто-то другой живет. Мама на прошлой неделе там убралась и отдала ключи.
— Наверно, так положено.
— Ну да, я просто хотела помочь, но она все сделала сама. А папа сказал: «Не для тебя, доча, эта работа». Но я думаю, что мне стало бы капельку легче.
ЛИЗ
Он снимал комнату в квартире на Уилтон Стрит, неподалеку от Куин-Маргарет-Драйв. Большинство зданий в том районе почистили и привели в порядок, но этому дому не повезло. На крыльце из трещин пробивалась трава; в подъезде воняло кошками, а домофона не было и в помине. Я поднялась на последний этаж. На двери висела бумажка с пятью фамилиями, в том числе с фамилией Дэвида.
Я позвонила в звонок - у меня свело живот. Сквозь рифленое дверное стекло я видела, как он приближается, слышала его шаги. Он открыл дверь и широко мне улыбнулся, и я на миг потеряла дар речи. Он вымыл голову, и влажные завитки его волос обрамляли лицо, от чего он казался еще моложе. На нем были старенькие джинсы и просторная футболка. А я долго выбирала, что одеть, и теперь мне было неловко – я-то при параде, в короткой юбке и туфлях на тонком каблуке.
— Ну, проходи.
— Привет.
Он притянул меня к себе, и я уловила запах лосьона – снова тот аромат ванили. Только непохоже, чтобы он брился - щека была шершавой, - я едва коснулась ее губами. Странно, по сравнению с Джимми он казался таким беззащитным и хрупким.
— Идем на кухню.
Огромный коридор, а в нем – двери, двери. Мы прошли до конца и оказались в просторной кухне. Под окном раковина, рядом сушится гора посуды; в центре кухни деревянный стол, на нем куча газет, недопитые чашки с чаем и пепельница, забитая окурками. В воздухе легкий запах травки. На веревке висело белье, с него капало на пол. Не знаю, кто стирал, но выжать не потрудился. Я слушала капель и смотрела, как лужицы появлялись на куче газет, разложенных на полу - очевидно, чтобы впитать воду.
Он молча наблюдал за мной, пока я оглядывалась. Я протянула бутылку вина, и он снял оберточную бумагу.
— Сейчас найду бокал. Я собирался прибраться, но решил, что лучше заняться ужином. – Он указал на большую кастрюлю на газовой плите - пламя прыгало по закопченному дну кастрюли.
— Я под впечатлением. Что готовишь?
— Всего лишь овощной соус. Потом сварю макароны.
— Значит, ты вегетарианец?
— Что ты, нет, я бы все отдал за большую тарелку мясца с картошечкой. Овощи просто дешевле.
Он взял из сушилки два бокала и поставил их на стол.
— Надо бы вытереть, но вряд ли в этом доме найдется хоть одно чистое полотенце. — Он откупорил бутылку и разлил вино.
Поднял бокал:
— Будем.
— Будем.
— Боже, какой из меня никчемный хозяин. Послушай, присядь-ка вот сюда, а я приберусь.
Я примостилась на краешке стула; он скомкал газеты и запихнул в угол, а потом начал мыть чашки.
— Тебе помочь?
— Не говори глупостей, сиди спокойно и радуй глаз – одна минута, и все.
Пепельница еще стояла посреди стола. Он выбросил пепел в урну и сунул пепельницу в раковину, к посуде.
— Так, сейчас только столик протру.
Подойдя ближе, он поцеловал меня в шею, едва коснувшись мягкими губами.
— У тебя вид такой серьезный. Ты как?
— Да я ничего.
В дверях вырос какой-то детина, крашеный блондин.
— Дэйв, я пошел в паб. Ой, извиняюсь… Привет.
— Привет, — ответила я.
— Ричард, это Лиз.
Он помахал:
— Привет, Лиз. Я не знал, что у тебя гости. Тебя ждать?
— Тихо дома посижу.
— Тоже дело. Может, вечером увидимся. Стив уже вернулся?
— Понятия не имею.
— Ладно. Не скучайте, ребята. Пока.
— Пока.
— Это твой сосед?
— Один из них. Стив куда-то вышел. Сюзи и Фрэзера на выходных не будет. Джули теоретически тут живет, но фактически у своего парня, так что мы ее почти не видим.
Он налил кипяток из чайника в кастрюлю и зажег конфорку. Прежде, чем выкинуть спичку, он опустил ее в воду в раковине, и послышалось тихое шипение – как выдох.
— Лапшу или спиральки?
— Я не привереда.
— Понятно, иначе тебя бы тут не было, но все-таки - что варить?
— Лапшу, пожалуйста.