наверняка и Шотландии тут нет.
И, правда, Шотландии не было – по крайней мере, как самостоятельного государства; только в составе Соединенного Королевства («столица — Лондон; статус — монархия»). И флага у нас нет. И национальных языков.
В атласе были разные карты: климатические, физические, плотности населения. Больше всего мне понравились карты с очертаниями гор и лесов – пятнами коричневых и зеленых оттенков. Я раньше думала, что Шотландия – горная страна, но на карте она была почти вся зеленая; и так же выглядела Индия, чуть ниже Тибета. Пожилой дядька уже собрался и ушел, и я легонько толкнула Нишу локтем.
— Ниша, у тебя в Индии остались родственники?
— Двоюродные братья, сестры, тети и дяди. Правда, мы не виделись уже несколько лет.
— А в какой части Индии?
— Где-то здесь, в Пенджабе. — Она указала на область на северо-западе у границы с Пакистаном. — Наверно, масштаб очень маленький - Индия гораздо больше Шотландии.
— Миссис Макбрайд говорила, что большинство карт не отражают настоящих пропорций. Европа кажется больше, а Африка и Индия меньше.
— Надо же.
На столе лежал калькулятор Ниши. Я заглянула в информацию по странам и кое-что посчитала. Сначала подумала, что ошиблась, пересчитала, но получила тот же результат. Тибет, как оказалось, почти в шестнадцать раз больше Шотландии, но населения там почти в два раза меньше. Я представила себе высокие, заснеженные горные хребты, в которых песни лам отзываются эхом.
ДЖИММИ
Я открыл дверь и увидел Лиз; она стояла перед зеркалом и укладывала волосы гелем. На ней была короткая красная юбка и джинсовая куртка. Я даже онемел: выглядела она бесподобно.
Она обернулась:
— А, привет.
— Привет.
Я не мог смотреть ей в глаза — она, должно быть, поняла, что во мне творится. Жаль, что нельзя просто взять и отключить это дело — не навсегда, просто на время, пока не разберусь с самим собой. Но так не бывает. Когда я только начал воздерживаться, меня это особо не беспокоило — я чувствовал, что все под контролем, что могу об этом не думать. Но потом стало накатывать все чаще. А в последнее время Лиз выходит из дому вся разодетая, на вечеринки, что ли, или еще куда, и я понимаю, что дело туго. Во всех смыслах.
Лиз приоткрыла дверь в гостиную.
— Энн Мари, я ушла.
— Пока, мам.
— Джимми, я буду не очень поздно.
— Это как пожелаешь.
Энн Мари с пультом в руках разлеглась на диване.
— Привет, доча. Я слышал, вы на этой неделе приходили в Центр.
— Ага, пап. Нас по религиоведению водили на экскурсию. — Она поднялась с дивана и принялась рыться в куче кассет. — Пап, я видела твою роспись на стене.
— И как?
— По-моему, просто здорово.
— Она еще не готова.
— Я поняла. Все равно здорово, правда. — Она вынула кассету из коробки. — Ты, пап, настоящий художник.
— Я просто перерисовал картинку из книжки. Мне кажется, так повеселее будет. В Тибете у них кругом росписи — яркие цвета, узоры и все такое.
Энн Мари села рядом со мной.
— Пап, я не нашла ни одного приличного фильма и подумала: может, вот что посмотрим? Это передача про Мадонну.
— Ты никак Мадонной увлеклась? Ладно, ставь. Но при одном условии: потом смотрим что-нибудь про панк-рок.
Она недовольно поморщилась.
— Ладно. А что, в те годы было видео?
Эту передачу я пропустил и теперь смотрел даже с интересом. Там шла речь о карьере Мадонны: как все началось, и как она потом менялась. Такая музыка, если честно, не совсем по мне, но Энн Мари просто прилипла к экрану. Ловила каждое слово, каждое движение. До чего все-таки странно, что она увлеклась Мадонной, — девчонки в ее возрасте слушают каких-нибудь мальчиков. Мадонна выглядит потрясающе, а постарше меня будет.
— В твоем возрасте я слушал только современную музыку. Песни двухлетней давности — и даже двухнедельной — уже считал старьем.
— Но Мадонна не такая, как все. Она все время разная, постоянно меняет имидж, музыку, все делает по-новому. И вообще на свой возраст не выглядит. Кстати, она опять ждет ребенка.
— Да ну?
— Пап, об этом писали в газетах, и по телевизору рассказывали, и вообще — ты будто в Тибете живешь.
— Почти что в Тибете — в Центре нет ни телевизора, ни радио, а газеты читать мне просто надоело.
— Папа, тебе надо чаще бывать на людях.
— Нет, вы ее только послушайте. Кстати, ты мне напомнила: я как раз хотел у тебя спросить, какие у тебя планы на завтра. Я еду в Эдинбург - может, составишь мне компанию? Хочешь, сходим в замок?
— Я собиралась к Нише.
— И ее можем взять. Мне надо к Барбаре, но это всего на десять минут, и у нас останется еще целый день, так что сходим куда-нибудь.
— К Барбаре?
— Ну да, помнишь, я у нее делал ремонт в прошлом году.
— Помню.
— Она позвонила и попросила отремонтировать кабинет — вот хочу посмотреть, что там надо делать, и возьму у нее ключи.
— А зачем она дает тебе ключи?
— Чтобы я мог попасть в дом. Она уезжает в отпуск и хочет, чтобы я покрасил стены, пока ее не будет.
— А. — Энн Мари вынула кассету из видеомагнитофона и вставила назад в коробку. Потом посмотрела на меня: — Пап, между тобой и Барбарой что-то есть?
— Между мной и… Энн Мари, ты шутишь?
— Нет, просто спрашиваю.
— Разумеется, ничего между нами нет. Я просто делаю у нее ремонт.
Меня будто оглушили. Вот моя дочка тут сидит и как бы между прочим спрашивает, не завел ли я роман на стороне. Ни капли не сомневаюсь, что Лиз такого не говорила. Не способна она на такое – и потом, она знает, что это неправда. Может, при Энн Мари такое кто-то говорил? Триша? Или эта Никки?
Я встал с дивана, сел на пол рядом с Энн Мари и обнял ее рукой.
— Энн Мари, клянусь, что между мной и Барбарой, между мной и кем бы то ни было ничего нет. Мы с мамой расстались, но у меня нет никого — мы так тебе и сказали.
