— Дэвид…
— Что?
Я мотнула головой.
— Ничего. В общем, увидимся завтра.
— Ладно. В семь?
— Хорошо.
Он обнял меня, поцеловал. Податливые губы, мягкие, как персик.
На следующий день я отправилась на прогулку в Ботанический сад. Чтобы куда-то себя девать. Еще один душный день. Припустил мелкий дождь; я зашла в оранжерею и села на скамейку в гуще зелени, среди растений и деревьев. Под листвой на земле мелькала белка. Мимо меня, взявшись за руки, прошли парень и девушка. «Как тут красиво», — сказала она.
Не знаю, как это место можно назвать красивым. В оранжереях мне никогда не нравилось - по-моему, тут уныло и душно, а высокие растения меня пугают. Еще не люблю орхидеи – просто жутко в этих теплицах, особенно одной: я все время боюсь, что они до меня вот-вот дотянутся, сцапают за руку, утащат куда- нибудь под землю, и поминай, как звали.
И все же, раньше мы с Энн Мари часто сюда приходили. Здесь можно укрыться от дождя, спокойно посидеть с коляской, пока ребенок спит. И опять мне это предстоит. Новая жизнь.
Я услышала голоса – они приближались, но никого не было видно. Экскурсия. Громкий, чеканный голос разносился по всей галерее: «Так, знает кто-нибудь, в каком веке по земле бродили динозавры?» Чей-то тихий ответ – не разобрала слов. И вновь ее голос: «Точно!»
Наверно, дети. Долгий, занудный рассказ о том, какой был мир, когда не было ни людей, ни растений. Голос громкий, отчетливый, он словно принуждал себя слушать, от него не отключишься. У них речь такая уверенная, у этих англичан. Может, конечно, она вовсе не англичанка. Сколько раз думаешь: вот, англичанин, - а это оказывается, шотландец, который учился в частной школе.
Я встала и прошла мимо них. Экскурсовод стояла в окружении группы подростков – судя по облику, из Испании. Миниатюрная дама, ужасно неприятная, черные волосы, прямой пробор, и этот голос, отчетливый и острый, как алмазная игла. «Долговечный. Это значит, способный продолжаться… — почти запнулась - будто недоучила и сочиняла на ходу, — … вечно».
Это и значит «долговечный»? Если что-то длится долго, значит, это навсегда? А что же цветы, растения – «долговечность» значит «вечность», или всего лишь срок, отпущенный природой? А мы с Дэвидом? Мы - долговечные? Надолго ли мы вместе? Соединит ли нас новая жизнь, которая растет в моей утробе?
Я открыла дверь в его комнату, остановилась и осмотрелась.
— Да, времени ты даром не терял.
Вещи, которые валялись по комнате, куда-то исчезли. Книги и бумаги на столе были сложены аккуратными стопками, и дверь шкафа, обычно распахнутая, была закрыта.
— Боже, ты даже кровать заправил. — Я села на нее. — Ты уверен, что сам не беременный?
— Может, это у меня гормональное – сопереживание. Хочешь вина? Или воды минеральной?
— Воды, пожалуй.
На кофейный столик, который прежде лежал в углу под ворохом разного хлама, он поставил два бокала, бутылку вина и бутылку минеральной воды, и сел в кресле напротив меня.
— И что на тебя нашло? — спросила я.
— Не знаю. Ты вот мне сказала вчера, и я начал почему-то убираться. Обычно, когда я тут один остаюсь, работаю, или музыку слушаю, но вчера заняться ничем не мог. Убираться и в мыслях не было, но я вдруг понял, что занялся уборкой – а раз начал …
— Надо довести до конца.
— Вроде того. Но это все, конечно, вряд ли надолго.
Так странно было видеть его напротив. Обычно мы лежали или сидели на постели - сидеть больше было не на чем.
— Лиз, я обо всем подумал — на самом деле, только об этом обо всем и думал, - и… ну, просто не знаю, что сказать. Ты мне правда нравишься, ты это знаешь, и если бы у нас было время увидеть, как все получится… то все могло бы сложиться.
— То есть, ты хочешь сказать, что теперь не сложится.
— Нет, я не хочу этого сказать, но может, все еще сложится – еще ведь сколько, семь месяцев? За этот срок столько всего может случиться.
— А столько всего и случится.
— Ты же понимаешь, что я… о нас, о наших с тобой отношениях.
Я глотнула минералки. Холодная, из холодильника.
— Послушай, наверно, я вот что хочу сказать: я ни в чем по-прежнему не уверен, ничего не могу обещать, но руки умывать я тоже не хочу.
— И что же тогда нам делать?
— Ну, может, нам стоит обратиться к психологу.
— К психологу?
— Ну да. В любом случае, нам это поможет принять ситуацию, рассмотреть варианты.
— А ты сам как думаешь, какие у нас варианты?
— Ну, жить ли нам вместе, или жить отдельно, но обоим участвовать в воспитании…
— Не думаю, что это вариант… и в главном ты уже поучаствовал.
— Чего ты язвишь. Я же стараюсь не перекладывать ответственность.
— Прости, просто не лезут в меня эти беседы про психологов и участие в воспитании. Через семь с половиной месяцев у меня будет ребенок. У тебя могут быть варианты – а у меня нет. Я его мать.
Он поставил вино на столик, поднялся с кресла, подошел ко мне и присел на колени, глядя на меня.
— Лиз, перестань, пожалуйста. Я же стараюсь.
— Я понимаю.
Я погладила его по волосам, отвела их со лба, и он уткнулся лицом мне в колени. Мы так сидели какое-то время. Потом он головой принялся задирать мне юбку - щетина на подбородке щекотала мне кожу.
— Эй, а у тебя тут уютно.
Он взглянул на меня, потом снова уткнулся под юбку, стянул с меня трусы, его язык заскользил по волосам внутрь. Я сползла с кровати на пол, и все случилось на полу - я на спине, зад на жестком ковре, и это было почти как в первый раз, - та же ненасытная страсть, - только лучше, потому что все длилось и длилось; мой голос долетал будто эхом, откуда-то издалека, будто чей-то чужой.
Потом мы лежали на спине, на полу, бок о бок.
— Ну, по крайней мере, не надо волноваться, что будут дети.
— А у кошек такое бывает.
— Что?
— Они могут залететь еще раз… если спарятся во время течки с разными котами, то у котят будут разные папы. — Я перевернулась на бок. — У тебя есть салфетки?
— На, возьми, — он вынул из ящика полотенце и протянул мне. Я отерлась.
— Вот это минус.
— Минус чего?
— Секса без резинки.
— А, ну да. Извини, мне мозги вынесло.
— Только мозги? — Я поежилась. — Это у меня гормональное, или здесь прохладно?
— Ну, не очень-то тепло. Давай, ныряй под одеяло.
Мы лежали в постели, обнявшись, и я начала согреваться. Он закрыл глаза и уткнулся мне в плечо.
