— Энн Мари, я понимаю, что ты уже не ребенок, но я не хочу, чтобы ты ночью одна шаталась по городу. Это небезопасно.
— Я не буду нигде шататься – только к Нише зайду, мы же готовим диск, у меня появилась одна идея. Мам, у нас времени в обрез, крайний срок в ближайшую среду. Ну, пожалуйста, мам.
— Если ты хочешь пойти к Нише вечером, договорись либо со мной, либо с папой, чтобы кто-то тебя забрал. А нельзя просто позвонить ей и рассказать?
— По телефону – это не то.
— Послушай, как-нибудь в другой раз я отпущу тебя к Нише и потом за тобой заеду, честное слово. Просто сегодня я очень устала, а завтра мне на работу.
Энн Мари пожала плечами и отвернулась. Она и правда взрослеет. Еще немного, и я ей совсем не буду нужна.
На улице была душно, а в подъезде – прохлада и воздух. Я дотронулась до кафельной стены, и мне стало прохладнее, чуть легче. Я стала подниматься по лестнице и на какой-то миг ощутила, как горло перехватило от страха. Всю ночь – было жарко и душно, - я вертелась в постели, представляла, как скажу про ребенка. Перебрала все возможные сцены, слова. Ты станешь папой. Я беременна. Я на неделе была у врача, и у меня для тебя новость. Или пошутить? «Знаешь, одна апрельская шутка обернется январским сюрпризом».
И я каждый раз представляла, что он обнимает меня, говорит: все будет хорошо. От счастья себя не помнит, просто летает, ждет – не дождется. Пусть это слишком рано, как-то вдруг, но все наладится. Такое постоянно случается, и нет худа без добра. Дети людей сближают. Мы с Джимми никогда не были так близки, как в первые дни после рождения Энн Мари. Он просто с ума сошел. До сих пор помню, как мы, вернувшись из роддома, сидели и смотрели на нее, будто на сокровище какое-то.
Но тут, в подъезде, остановившись на площадке второго этажа, я первый раз ощутила, как сердце сжалось от страха. Я сделала глубокий вдох и отправилась дальше, вверх по лестнице.
— Привет. — Он обнял меня, и мы поцеловались. Что-то внутри шевельнулось. — Идем ко мне. У Джули пир горой для всех ее приятелей. Кастрюль пятьдесят на плите – там просто субтропики Амазонки.
Мы сели на кровать.
— Хочешь вина?
— Нет, в меня не полезет. Я, по правде говоря, немного запарилась.
— Может, воды? У меня в холодильнике есть какая-то минеральная.
— Давай.
Через минуту он вернулся со стаканом воды и бокалом красного вина, устроился рядом.
— Ну что, тихо дома посидим? Или пойдем гудеть по клубам?
— Дэвид, можно кое о чем с тобой поговорить?
— Конечно.
Я глубоко вдохнула. Нет смысла долго думать или откладывать на потом.
— Дэвид, я беременна.
Я пристально посмотрела ему в глаза, но ничего не поняла: взгляд был ясный и честный, почти прозрачный. Он отпил вино, проглотил.
— Ну, такого я не ожидал. – Он провел пальцем по моей ладони. — И что ты думаешь?
— То есть?
— То есть, ты этому рада?
— Дэвид, едва ли все так, как я себе представляла, но да, разумеется, я этому рада. Я всегда хотела еще ребенка, только не думала, что случится это вот так.
— И я не думал – то есть, что вот так скоро.
Он смотрел в пол и все водил пальцем по моей руке, словно чертил что-то жизненно важное.
— Не знаю, что сказать.
— Неожиданно, я понимаю.
— Но как… черт, глупо так говорить, но мы же были осторожны.
— Да.
— И все-таки, на все сто не защитишься.
— Именно.
— Ошибки быть не может?
— Я делала тест.
— Ясно.
Он начал поднимать с пола вещи, расправлять футболки и складывать их горкой на кровати.
— Господи Иисусе, - проговорил он.
— А может, это девочка?
— Что? — Он смущенно взглянул на меня, но через миг на его лице появилась слабая улыбка, почти гримаса. — Прости, торможу.
— Зря так пошутила.
Он снова сел рядом.
— Да так всю жизнь, чему удивляться-то? Если подумать, вся жизнь – это один большой прикол.
— Ты о чем?
— Момент. В этом все дело. То есть, когда в жизни что-то происходит. Нам вечно кажется, что важны события, что вот они плохие или хорошие, но ничего подобного – важен момент. Если он удачный - то все прекрасно, а если нет – ужасно.
— Глубокая философия… смотри, для диссертации пригодится.
Он снова взял меня за руку.
— А то же у нас. Вот, нам вместе хорошо, чудесно – но встретиться бы нам, скажем, года через два. У меня была бы степень и работа, ты бы уже развелась… идеальный вариант. Потом еще пару лет – и ты беременна. И мы к этому готовы.
— Но сейчас ты не готов.
— А ты?
— Мне кажется, у женщин все иначе. Думаю, мы всегда готовы.
— Ладно тебе, Лиз. А как же право женщины владеть своим телом, самой решать, рожать или нет?
— Ну, очевидно, своим я не очень владею, иначе мы бы с тобой вот так не сидели.
Он обхватил голову руками, отвел волосы назад.
— Боже мой, Лиз, прости. Я кретин.
Он обнял меня одной рукой и притянул к себе.
— Ладно, как ты сама-то? Нормально? Я даже не спросил, как твое самочувствие – не мутит, как переносишь?
— Я хорошо себя чувствую.
— И ты точно хочешь рожать?
— А ты думаешь, не надо?
— Это, конечно, упростило бы жизнь, но выбор за тобой. Но - как вариант.
— А у меня нет вариантов.
— Понял. Католичество?
— Не знаю… просто… не могу иначе, и все.
Он убрал руку.
— Лиз, — произнес он, глядя в пол, — я не хочу, чтобы ты решила, будто я умываю руки, но это как-то неожиданно. Мне нужно подумать. Можно, мы завтра поговорим?
— Хорошо.
— Хочешь кофе или чего-нибудь?
— Нет, пожалуй, пойду. Энн Мари у Ниши в гостях, я обещала ее забрать.
Я встала и взяла сумку.
