— Все хорошо. Сердечко бьется, смотрите. — Точка мерцала, будто далекая звезда. — Вы как себя чувствуете?
— Нормально.
Она водила сканером по гелю, не отрывая глаз от монитора.
— Похоже, все в порядке.
Она вытерла мне живот бумажным полотенцем.
— А почему пошла кровь?
— На раннем сроке такое случается, просто пара капель - это не значит, что будет выкидыш. — Она отвернулась, стянула резиновые перчатки и бросила их в корзину.
— Я вчера занималась сексом.
— Повезло. — Она подошла ко мне и положила руку на плечо. — Простите, я совсем за день вымоталась.
— Ничего.
— Скорее всего, кровотечение с этим не связано. Но если вам будет спокойней, воздержитесь от близости до конца тринадцатой недели. Просто на всякий случай. — Она просмотрела листы в бежевой папке. — В карте записано, что у вас были выкидыши.
— Да, дважды.
— Тогда ясно, почему вы переживаете. Только, на самом деле, не стоит. Я думаю, все будет хорошо. Просто поберегитесь неделек шесть, до четвертого месяца.
— Поняла, спасибо.
Она улыбнулась:
— Все будет хорошо, вот увидите.
Я сидела в машине на парковке – ко мне подступила тошнота. Лицо пылало, даже уши горели. Я понимала, что скоро мне надо будет поесть, но куда-то ехать не было сил.
Я оперлась лбом о руль. Откуда-то из живота опять пошла тошнота, а под ней, совсем рядом, был страх. Она сказала, что все будет хорошо. То есть, что ребенка я выношу, не потеряю. Но хотела ли я этого? Что я ощутила на самом деле, когда увидела кровь? Когда я лежала на кушетке, а она двигала сканером по животу, вглядываясь в монитор, в эти волны и завихрения, что я хотела услышать? Что бы я почувствовала, если бы услышала: «Мне очень жаль, но…»
Тогда после выкидышей мне хотелось просто руки на себя наложить – мне в жизни так плохо не было, особенно после второго. Мне нужен был это ребенок, я хотела второго, сколько себя помню. Я подавляла в себе это чувство, но оно никуда не уходило. Когда тест оказался положительным, я была так счастлива. Понимала, что легко не будет – обстоятельства совершенно ненормальные, - но сильней всего была радость от того, что я беременна, что во мне растет новая жизнь, и я верила, что остальное наладится.
Так почему же во мне гнездится этот страх - вдруг все будет слишком трудно, слишком сложно? Я чувствовала себя беспомощной и толстой, мне хотелось, чтобы кто-то меня опекал. Но опекать было некому. Почему, заметив кровь, я даже не позвонила Дэвиду и не попросила поехать со мной в больницу? Мне это и в голову не пришло. Я не видела в нем опору. Он отец ребенка, но я не понимала, каким образом могла бы сложиться наша с ним жизнь. Что нам делать? Где жить? И как быть с Энн Мари? Я хотела второго ребенка, но она мне дочь. Мой долг и о ней подумать. Ужас.
Я услышала, что в гостиной включен телевизор. Джимми сидел на диване, смотрел футбол. Когда я вошла, он убавил громкость на пульте.
— Не знала, что ты зайдешь.
— А я просто краску забрать – вчера оставил тут баночку с золотой краской. Ты не видела?
— Видела, вон там в ящичке лежит.
— А я где только ни искал. Без нее не могу закончить роспись.
— Энн Мари рассказывала. Она еще не вернулась?
— Позвонила минут десять назад, сказала, что там у них поужинает, вернется где-то в половине восьмого.
— Не просила за ней заехать?
— Про это не говорила. — Он встал с дивана. — Я на кухню. Не хочешь чайку? У тебя вид какой-то… неважный.
— Я устала, Джимми.
— Пойду, включу чайник.
Я вынула баночку с краской и поставила на кофейный столик. Там на виду лежал каталог – «Одежда для мам и малышей». Я пихнула его на нижнюю полку.
Он вернулся с двумя чашками и пачкой шоколадного печенья.
— Спасибо.
Он сел на диван рядом со мной.
— Лиз, ты как? У тебя просто… вид у тебя нездоровый.
Я повернулась и посмотрела на него. На самом деле, я давно толком его не видела. Волосы влажные, убраны со лба, кожа чуть пахнет хлоркой. Он ходил в бассейн почти каждый день с тех пор, как жил в Центре. Лицо казалось похудевшим, и морщин стало больше, но глаза были яснее, моложе – такие же, как у Энн Мари. А я теперь в зеркале, все время вижу, что глаза у меня постарели.
— Я сегодня была в больнице.
Он поставил кружку, обнял меня одной рукой. Хлоркой запахло чуть сильнее. Рядом с ним находиться было так странно, совсем не то, что с Дэвидом – так спокойно, надежно.
— Лиз…
— Все в порядке, я не болею, ничего такого…
— А что случилось?
— Я беременна.
Его рука не шевельнулась, но словно одеревенела - я ощутила ее тяжесть на своих плечах. Я не отрывала взгляд от каминной полки – стрелки часов двигались по кругу: пять, десять, пятнадцать, двадцать секунд. Часы сместились где-то на дюйм, мне хотелось встать и подвинуть их к центру.
— Кто отец?
— Дэвид. Мы с ним встречались. — Слова прозвучали, словно без моего участия.
Джимми убрал руку, повернулся и посмотрел на меня.
— Но ты о нем не говорила.
— Не говорила, прости. Я собиралась…
— Но… когда… это случилось? Когда вы встречались?
— Почти всегда по пятницам, по вечерам.
— Когда я был тут с Энн Мари?
— Да.
— И долго вы это?
— Пару месяцев. Наверное, это случилось в самом начале.
— Боже.
— Джимми, прости… Я…
Он поднялся.
— Лиз, я сейчас говорить не могу. Мне выйти надо, ладно?
— Ладно.
— Давай завтра?
Спиной к двери, он сделал несколько шагов к выходу, по-прежнему глядя на меня.
— Хорошо. Джимми… пока не говори ничего Энн Мари, ладно?
— Ладно.
— И вообще никому. Пожалуйста. Пока не говори.
— Не скажу.
