собственных.
Самой главной из них был Миша.
Брат пропадал. Не спивался, нет – он не принадлежал к числу тех мужчин, которые валяются под заборами, маются тяжкими похмельями и загибаются от кондрашки. Его разъедала тоска. Посмотришь ему в глаза и представляешь себе зверя, томящегося в клетке. Наверное, ему нужно было родиться в другое время, в другом месте. Не в стране реформ, не в эпоху всеобщей демократизации и рыночной экономики. Плавать бы ему по далеким морям под черным флагом. Открывать неведомые земли, сражаться за честь прекрасных – и не очень – дам, рубить головы драконам. А он, Миша, последние годы прозябал в Москве, переходя из одной охранной фирмы в другую, встречаясь и расставаясь с чрезмерно горластыми женщинами, заводя шапочные знакомства вместо дружбы… заливая глаза… сыпя прибаутками… отшучиваясь, отмалчиваясь, открещиваясь.
Никому не нужный и одинокий, как костер, разведенный посреди степи непонятно для чего, неизвестно кем. Костер на ветру. Вроде бы светит, вроде бы греет, но для кого? И на сколько его еще хватит?
Из задумчивости Катю вывело магическое словосочетание «Норд-Ост», воздействующее на россиян примерно так же, как на американцев – упоминание Пёрл-Харбора. Как красная тряпка на быка. Правда, погрустневший ведущий сразу оговорился: на этот раз чеченским террористам не удалось провести столь крупномасштабную акцию. Но есть ли гарантии, что подобное не повторится в скором будущем? Нет, ответил себе ведущий, скорбно качнув головой, таких гарантий нет. А почему? А потому что силовые структуры и ведомства, как всегда, реагируют на происки боевиков слишком поздно. Странно, не правда ли? – ведущий позволил себе коротенькую многозначительную улыбку, прежде чем предложил зрителям перенестись на место недавних событий.
На телевизионном экране возник обгоревший вагон с выбитыми стеклами, в котором, как поведал замогильный голос комментатора, погибло шестеро ни в чем не повинных пассажиров.
«Они думали, что власти гарантируют им жизнь. – Голос в динамиках дрогнул. – Но власти смогли обеспечить им лишь места в морге судебной медицины…»
Бегло пройдясь по лицам рыдающих родственников, камера устремилась в небо, настраивая зрителей на возвышенный лад. После чего действие перенеслось на железнодорожное полотно, тянущееся вдоль горного склона.
«Чечня, – торжественно произнес закадровый голос. – На этой сравнительно небольшой территории площадью девятнадцать тысяч квадратных километров вот уже более десяти лет буксует махина российских Вооруженных Сил. Каковы причины столь загадочного феномена? Давайте попытаемся разобраться в этом…»
Одни годами буксуют, другие годами разбираются, и все без толку! Катя уж собиралась переключиться на другой канал, когда передумала, увидев на экране нового персонажа. Внешне он ничем не походил на Катиного брата, но вместе с тем был явно слеплен из того же самого теста, такого черствого, что укусить даже не пробуй: зубы обломаешь.
Этот седой, продубленный солнцем мужчина, одетый в новехонький пятнистый комбинезон, беседовал с невидимым телерепортером, пока оператор давал крупные планы развороченной железнодорожной насыпи, особенно долго задерживаясь на бурых пятнах и кучках обгорелого тряпья. Когда камера уставилась на оплавленную бутылку из-под минеральной воды, репортер, возвысив голос, прокомментировал:
«Пассажиры поезда не ожидали, что такое еще возможно. Полагая, что федеральные войска контролируют территорию республики не на словах, а на деле, они отправились в эту злополучную поездку по маршруту Москва – Гудермес… Для шестерых из них она стала последней».
Телеобъектив выхватил тронутую огнем обложку книги: бритоголовый молодчик в золотом ожерелье небрежно растопырил пальцы, явно рисуясь под многозначительным названием «Отмороженный авторитет». Видимо, оператор усмотрел в этом какую-то только ему понятную символику.
– Скажите, – раздался закадровый голос, – вы, военные, собираетесь как-то реагировать на этот вызов?
Портрет бритоголового сменился изображением седого мужчины в камуфляже.
– Если бандит с ножичком за углом жертву подкарауливает, то разве это вызов? – спросил он. – Это разбой. Бандита нужно изловить, а еще лучше – пристрелить на месте.
– Не слишком ли вы упрощаете чеченскую проблему?
– Нет никакой чеченской проблемы, – сказал военный со скучающим видом. – Ее политики придумали.
– Как же нет, – загорячился корреспондент, скрывающийся за кадром, – как же нет, когда есть? Мы с вами разве не в «горячей точке» находимся? Разве не на этом самом месте вчера совершила дерзкую вылазку банда Беслана Шалиева? Если верить сообщениям Интерфакса…
– А вы не верьте сообщениям Интерфакса. Вы меня лучше послушайте, полковника спецназа Главного разведывательного управления Генштаба России. Когда шалиевские волки тут пассажиров резали, Интерфаксом в округе даже не пахло.
– Хорошо. Тогда объясните мне, почему отряды боевиков растут как грибы после дождя, пока вы, военные, якобы проводите свои контртеррористические акции?
– Ложил я на акции… Нам команда «фас» нужна, – сказал полковник, тоскливо взглянув куда-то вверх, на небо. – Поступила бы такая команда, мы бы их в клочья порвали, террористов сраных. Тоже мне нашли неуловимого Джо – Шамиля Басаева.
– Кто же вам мешает до него добраться? – спросил ехидный голос корреспондента.
– Вы! – рявкнул полковник. – Это ведь вы, журналюги, на каждом углу вопили про нарушения прав человека в маленькой гордой республике. Вот Запад и взял бедненьких чеченцев под свою опеку. Комиссии, наблюдатели, адвокаты…
– А вам, военным, конечно, хотелось бы действовать без оглядки на мировую общественность? Нет уж, хватит. Это из-за таких извергов, как Буданов, чеченский народ относится к русским, как к завоевателям. Вы тут не невинных девочек насилуете и душите. Вы над целой страной надругались. Последствия всем известны.
– Ты кого это с Будановым сравниваешь, щелкопер? – голос полковника сделался неестественно спокойным.
– Имеющий уши, как говорится, да услышит, – запальчиво произнес корреспондент.
– Ах ты…
Стыдливое бибиканье заглушило дальнейшую речь полковника, после чего корреспондент счел необходимым лично обозначиться на экране телевизора. Почему-то уже в студии, а не в обществе грубого спецназовца. Присмотревшейся Кате показалось, что верхняя губа молодого человека имеет нездоровую припухлость, а все его округлое лицо слегка перекошено, отчего левая половина выглядит несколько шире правой.
– Разговор с нашими бравыми вояками, как водится, закончился ничем, – заявил этот лишенный симметрии корреспондент. – Ни на один мой вопрос не пожелавший представиться полковник вразумительных ответов не дал. – Корреспондент провел пальцем по верхней губе и саркастически добавил: – Как видно, любое упоминание о разбойном нападении на пассажирский состав воспринимается нашими доблестными спецназовцами крайне… м-м… болезненно. – Новое машинальное прикосновение к губе. – Мы же, со своей стороны, провели независимое расследование, и, признаться, его результаты нас обескуражили. Слухи о непобедимости так называемого спецназа ГРУ – это лишь миф, который пора развенчать. Вот факты. – Несимметричный молодой человек зашуршал листком бумаги. – При проведении спецопераций на Северном Кавказе с лета 1999 года погибло 926 сотрудников военной разведки России. Об этом заявил агентству РИА «Новости» не кто иной, как глава нашего государства, посетивший в понедельник ГРУ Генштаба Вооруженных Сил. Президент, правда, подчеркнул, что спецназ очень хорошо зарекомендовал себя в Чечне. По его словам, эффективность всех подразделений ГРУ постоянно возрастает, что доказывают проведенные в последнее время операции. Но мы-то с вами способны отличать мух от котлет, не так ли? – Корреспондент то ли улыбнулся, то ли болезненно поморщился. – Количество погибших спецназовцев свидетельствует не об их лихости, а как раз об обратном. Давайте произведем несложный арифметический подсчет…
– Все давно подсчитано, – произнес бесшумно возникший за Катиной спиной Михаил. – Выключи
