– Какая голова, какое сотрясение?! – вызверился Хан. – У него там сотрясаться нечему! Ишак безмозглый! Наследства его лишили, а не головы!
Олежка незаметно перевел дух. Эпизод с чашкой пока что не всплыл. Оказалось, рано успокоился. Потому что прогулка по тонкому льду продолжалась.
– Рассказывай, что и как, – распорядился Хан, прикрыв глаза ладонью. Его взгляд был слишком грозным оружием, чтобы пускать его в ход по пустякам.
Олежка сглотнул слюну и заунывно начал:
– Они ко мне на ночь глядя приперлись… С бутылками… Я говорю: не надо, завтра у меня много дел, а они…
– Ты меня сейчас выведешь, – тихо предупредил Хан, не отнимая руки от лица. – Я разве тебя попросил о вашей пьянке рассказывать, а? Это сейчас самое важное?
– Кредит? – догадался Олежка.
– Молодец, что вспомнил, Ляхов. Не совсем мозги пропил. Говори. Не заставляй меня волноваться…
Правда, по мере ляховского доклада Хан волновался все сильнее, но это было приятное волнение, бодрящее. От нетерпения он сучил ногами в домашних тапочках по ковру и беспрестанно кивал головой. Миллион уже отсвечивал зеленью под крепко сомкнутыми веками. Дело шло к концу. Одновременно к концу приближалась жизнь коммерсанта, назвавшегося груздем. Что поделаешь! Линии жизни в отличие от кредитных обрываются так внезапно… Отсчет ляховского пребывания на земле шел уже даже не на дни – на часы, а Хан без конца подгонял его, понукал, торопя как можно скорее выйти на финишную прямую. «Дальше… Дальше», – требовал он, и Олежка послушно продолжал:
– Как только вся сумма будет перечислена со спецссудного счета на мой, я займусь поисками фирмы, которая сможет собрать всю наличку сразу. В общей сложности на операцию уйдет неделя, не больше…
– Плохо считаешь, бизнесмен, – торжествующе возразил Хан. – И обо мне плохо думаешь. Фирма уже есть. Возьми листок, здесь все: номер счета, телефоны, адрес. Там тебя не кинут, я переговорил с людьми. Банкир тоже готов. Утром деньги пойдут на «Надежду». Сразу перечисляй их дальше и езжай за «лимоном». Доволен?
Олежка был оглушен и потрясен таким неожиданным оборотом. Как начинающий парашютист, который рассчитывал, что ему дадут собраться с духом и шагнуть в бездну самостоятельно, а его взяли и толкнули в спину, вышвырнув из самолета. Возможно, без всякого парашюта.
– Управляющий банком меня не предупреждал… – обреченно начал он, но был остановлен ханским смешком:
– А он тебя и не должен был предупреждать, Ляхов. Это для меня ты уважаемый коммерсант. Для него – ноль без палочки.
Хан почти не скрывал иронии. Ощущая в желудке сосущую пустоту, как при все ускоряющемся падении, Олежка тоскливо уточнил:
– Значит, завтра?
– Завтра, дорогой, завтра.
– А что потом?
– А потом ко мне с деньгами! – удивился глупому вопросу Хан. – Получишь свою сотню – и свободен.
Олежка не рискнул сунуться с новым «а потом?», но по его вытянувшемуся лицу было заметно, что он желает узнать более конкретный расклад на несколько отдаленную перспективу. Ну что ж, слов Хану было не жалко – слова не деньги. И по его словам, коммерсанту, кинувшему государство на кругленькую сумму, можно было только позавидовать. Ибо ждала его сказочная ссылка на остров Кипр, где под развесистыми пальмами можно спрятаться от всяческих преследований, а заодно и врасти помаленьку в международный бизнес. Этакий неприхотливый саженец, который станет приносить братве скороспелые зелененькие «лимоны».
Олежка с умным видом кивал, а про себя думал: «Неужели Хан и впрямь считает меня таким доверчивым идиотом? Знаю я эти путешествия на Кипр. Вплавь… Ищи другого киприота, потому что завтра меня ни в каком банке не будет. Сбережений хватит, чтобы поселиться в каком-нибудь Мухосранске и заняться скромным челночным бизнесом. Мы люди не гордые. А корячиться с самураями на рынке лучше, чем со шлакоблоком на шее – в пруду».
Хан как раз закончил байку про кипрские пляжи с бассейнами, про пятизвездочные отели и загорелых девочек в бикини. Убрал ладошку от глаз, нацелил их Олежке в переносицу и задушевно спросил:
– Ты мне веришь, Ляхов?
Нельзя сказать, что Олежка не верил ни единому ханскому слову. Насчет завтрашнего миллиона тот явно не шутил. Все остальное было даже не слишком старательно замаскировано под правду. Понимая, что это довольно рискованно, Олежка не удержался от едва уловимой иронии, которой начинил свое верноподданическое восклицание:
– Разве ты когда-нибудь своих обманывал, Хан?
– Конечно, нет, Ляхов, – задумчиво сказал Хан, выискивая в глазах собеседника подвох. И хотя никакой крамолы там обнаружить не удалось, Хан помрачнел. Он не любил, когда на его вопросы отвечали вопросами. Не сводя с коммерсанта сверлящего взгляда, Хан кликнул денщика-телохранителя и распорядился:
– Пусть зайдет Бур. После него Оля.
У Олежки отчаянно зачесались ногти, которым, по его мнению, не требовалось никакого маникюра. Глупо было надеяться перехитрить Хана. Тот предусмотрел все и приготовил сюрприз. Какой? Хан загадочно улыбался. Улыбался и пока что помалкивал.
7
Пока ходили за Буром и Олей, Олежка успел взмокнуть и просохнуть, но внешне свою тревогу ничем не обнаружил, разве что ладони опасливо стискивал коленками. Наконец томительная пауза завершилась. В комнате возник Бур и застыл двухметровым чугунным истуканом, готовым выполнить любой приказ хозяина. Вот сейчас достанет из кармана напильник и…
– Брат, – патетически обратился к Буру Хан. – Как ты относишься к нашему коммерсанту?
– Нормальный чувак, – повел Бур широченными плечами.
– Ошибаешься! – рявкнул Хан.
За какие-то доли секунды Олежка покрылся новой испариной. Лишь когда Хан развил свою мысль, он постепенно сообразил, что никто не собирается зачитывать обвинительную речь с вынесением приговора и приведением его в исполнение на месте. Диагноз Хана был как раз положительным. Не понравилась ему только малоуважительная формулировка Бура. Ибо являлся Ляхов не просто нормальным чуваком, а верным соратником и финансовым гением, с которого нужно пылинки сдувать, беречь как зеницу ока. Особенно теперь. И абы не приключилось с Ляховым каких-нибудь недоразумений, как с его вчерашними гостями (что подозрительно, очень подозрительно), Хан приказал охранять коммерсанта. Днем и ночью. Не выпуская из виду ни на секунду. Ясно?
– Ясно, – подтвердил Бур. – Ночуем у него дома?
Новая тирада Хана оказалась еще более эмоциональной. Бур не просекал момент, он был тупоголовым. Потому что финансовых гениев охраняют, а не стерегут. Существует разница между почетным караулом и конвоем, это до Бура доходит?
– Доходит, – ответил тот и посмотрел на Олежку с плохо скрываемым сочувствием, как смотрят на смертельно больного. Или на юродивого.
– Слава богу, врубился, – устало вздохнул Хан. – Иди, побудь за дверью. Я тебе позже еще раз все растолкую. Олю кликни.
Очередная Оля – юное создание с глазами старой стервы – неумело проковыляла на своих высоченных шпильках через комнату и, заметив приглашающее похлопывание Хана по коленям, опустила на них свою туго обтянутую юбчонкой попку. Папа погладил послушную девочку по головке.
Олежка не был уверен, что видит перед собой ту самую Олю, с которой недавно сидел за одним столом. Это, впрочем, не имело никакого значения. Каждая новая ханская наложница как две капли воды походила
