толкует древняя легенда о камне желаний? Высеченная на стелле у ворот карликового гималайского королевства Мустанг, она напоминает о простой истине: жизнь и радость, достоинство и покой еще никому не удалось купить за деньги. Массивная диоритовая стелла покоится на панцире исполинской каменной черепахи, которая является символом не только долголетия, но и мудрости.
Глава десятая
ПОЛЬЗА СОМНЕНИЯ
Люсин догадывался, что человеческой жизнью управляет таинственный 'закон тельняшки', согласно которому светлые полосы чередуются с темными. Похоже было, что наступала как раз такая грустная полоса. Неприятности начались с самого утра. Перво-наперво едва не сгорела электробритва, которую кто-то, не иначе домовой, поскольку сам Люсин этого не делал, переключил на 127 вольт. Пока он, морщась от едкого чада перегретой смазки, возился с бритвой, сбежал кофе. Печальное это происшествие не только существенно обогатило набор запахов, но, что гораздо хуже, оставило Люсина без завтрака: сварить новую порцию не позволяло время, а есть всухомятку черствый хлеб с запотевшим сыром не хотелось. Но за мелкими неурядицами быта он еще не усмотрел злобную стрелу Аримана, темное облачко на безмятежном жизненном горизонте. Даже когда позвонил Березовский и в обтекаемых выражениях сообщил о своей встрече с Марией, Люсин не понял, что вступает в полосу неудач. Лишь немного спустя, блуждая по квартире в поисках невесть куда запропастившегося служебного удостоверения, он восстановил в памяти все интонации разговора и встревожился. Стало ему тоскливо и смутно.
Разумеется, Юрка не упрекал и не требовал объяснений, но за явно продуманными, точно взвешенными словами его ощущалась горечь. Словно он был поражен в самое сердце, подавлен, разочарован. Они договорились тогда встретиться и во всем хорошенько разобраться. Но потом, припоминая, как все было, Люсин почувствовал, что Березовский уже составил законченное мнение. И это было обиднее всего...
На работе, куда Люсин добрался с некоторым опозданием, цепь злоключений не прервалась. Позвонил Дед и выдал ему очередной разнос. Сначала Люсин даже не мог понять, в чем дело. Мысли его были где-то далеко-далеко...
- Ты почему это выгораживаешь поджигателей? - с ходу ошарашил его генерал. - Почему суешься куда не следует?
- Не понял, - машинально ответил Люсин, но сразу же спохватился и забеспокоился, что Дед может обидеться. - О каких поджигателях речь, Григорий Степанович? - кротко осведомился он.
- Не строй из себя... невинность, Люсин! - окончательно рассердился генерал. - На каком основании ты вмешиваешься? Мне только что звонили пожарники!
- Вон оно что! - Люсин сообразил, откуда дует ветер. - Не вмешивался я, Григорий Михайлович, в их дела! Просто случилось так, что интересы пересеклись. Зализняк и Потапов, которых они подозревают в поджоге, проходят по делу Ковского...
- Вот и занимайся им! - в сердцах оборвал его генерал. - А решать, кто мог поджечь торф, а кто нет, предоставь другим. Понял?.. Усвоили, Владимир Константинович?
- Никак нет. - Внутренне закипая, сквозь зубы процедил Люсин. Позвольте, товарищ генерал, объяснить.
- Слушаю вас.
- В ходе проверки всех обстоятельств, при которых Зализняк и Потапов похитили, а затем утопили в озере труп, мне пришлось волей-неволей заняться и этим пожаром. Мы опросили десятки свидетелей, говорили с метеорологами, работниками торфопредприятия, с теми же товарищами из пожарной охраны. Так что мнение, которое я высказал, взято не с потолка. Торфяник, вне всяких сомнений, загорелся почти одновременно в нескольких местах. От костра же, который развели Зализняк и Потапов, как максимум могло вспыхнуть только второе поле. Они далеко не ангелы, но незачем валить на них чужие грехи.
- Это все?
- В общих чертах... Могу лишь добавить, что почти в одно время с пожаром на Классоне загорелось и на болоте Васильевский мох. Выходит, и тут наши прохиндеи постарались? Абсурд же так думать, Григорий Степанович. Просто совпали самые разнородные обстоятельства... Специалисты говорят, что подобное наблюдалось только при Иване Грозном. Тогда тоже в одночасье воспламенились болота вокруг Москвы.
- Теперь я окончательно убежден в том, что жалоба на ваши неправильные действия вполне обоснованна, - отчеканил генерал. - Прошу, Владимир Константинович, в оперативную работу пожарников впредь не вмешиваться.
- Слушаюсь! - отчужденно сказал Люсин после долгой паузы. - Я все понял.
- Говори яснее. Чего ты еще хочешь?.. Иван Грозный, видите ли!
- Мне трудно будет согласиться с тем, что людей, предположительно виновных в непредумышленном поджоге, обвиняют в куда более серьезном преступлении. Может, и это меня не касается, товарищ генерал?
- Кому ты втираешь очки? Я ли тебя не знаю? Ведь одно дело высказать и даже отстаивать свое мнение, другое - предпринимать самостоятельные действия, на которые тебя никто не уполномочил. Разница есть? Согласен?
- Виноват, товарищ генерал. Возможно, я действительно слишком рьяно отстаивал свою правоту и где- то даже переборщил, но ведь речь-то идет о судьбах людей.
- Знаю я этих людей... Клейма поставить негде.
- Принципиально...
- Да-да, объясни мне, пожалуйста, этот свой принцип! По-человечески объясни. Ты же далеко не всегда такой щепетильный, такой правдоискатель. В чем тут дело?
- Ей-богу, ни в чем, Григорий Степанович! - взмолился Люсин. - Просто они такие дураки, эти Потапов и Зализняк, что руки опускаются! Если разрешите, я сейчас зайду и покажу вам...
- Не надо, - холодно остановил его генерал. - У тебя работы много. И вообще попридержи эмоции. Не нужно эмоций. Излагай факты лучше. А главное, ограничь свои розыскные действия порученным делом. Оно у тебя и без того многогранным получается. И физики и лирики, Иван Грозный! Эрудит нашелся... Я еще вот что хотел сказать. В порядке совета. Добиваясь нужных показаний, не стремись выдавать авансы. Это я так, на всякий случай.
Люсин вздохнул и медленно опустил трубку. Что он мог возразить? Дед отколошматил его по всем статьям. Оставалось только терпеть...
Люсин привык к тому, что в разговоре генерал то и дело меняет интонацию, переходя с дружески- доверительного тона на официальный или ворчливо-назидательный. Этим он подчеркивал свое личное отношение к обсуждаемому предмету, избегая, однако, прямых оценок, которые казались ему грубым администрированием. Каждый, в конце концов, был волен понимать его по-своему. Он не закрывал глаза на то, что нехитрый голосовой код, равно как и переходы в обращении с 'вы' на 'ты', всеми в отделе воспринимались совершенно однозначно. Но даже ясно выраженное мнение начальства - все-таки мнение, а не приказ. По крайней мере, его позволялось обсуждать. Зато когда Григорий Степанович ровным будничным тоном говорил, что надо сделать то-то и то-то, оставалось только одно: исполнять. Молчаливо подразумевалось, что никто не подозревает о наивных хитростях генерала. И только Люсин с его стихийной склонностью к подражанию платил начальству той же монетой. Он не только подчеркнуто не скрывал того, что генерал называл эмоциями, но чутко реагировал на все интонационные нюансы и в известную минуту даже переходил на 'ты'. Сначала Григорий Степанович посчитал его нахалом, потом 'штукарем- обезьянником', но в конце концов привык и смирился. Впрочем, смирился ли? Люсин подумал, что Деду, помимо всего прочего, еще и чисто по-человечески было очень приятно вот так, культурненько, его отшлепать. А что делать? Заслуженно, и не придерешься. Люсин совсем было пригорюнился, но в кабинет лениво вошел Крелин, и сразу же стало ясно, что обозначилась светлая полоса.
- Вот и все, миленький. - Он небрежно бросил на стол свернутый в трубку листок. - Гамма-спектры волос идентичны.
- Абослютно? - Люсин нетерпеливо развернул миллиметровку с графиками. - Ху ис ху?*
_______________
* Кто есть кто? (англ.)
- И неукоснительно. - Крелин обвел верхний спектр пальцем. - Это волос, найденный на трупе, а это...
