'Достоин ли я, Фома Андреевич? - вертелись на языке готовые фразы. Смогу ли?.. Спасибо вам за доверие... Постараюсь оправдать... Не знаю лишь, насколько этично...'
Но острая догадка внезапно парализовала этот поток благодарственных, полных ложной скромности слов, не дала ему пробиться наружу.
- Извините меня, Фома Андреевич, - с усилием произнес Сударевский, но пока о судьбе Аркадия Викторовича не станет известно более определенно, я не смогу, пусть даже временно, занять его место.
- Боитесь, обвинят в том, что подсидели учителя? - с неожиданной прямотой спросил Фома Андреевич.
- Боюсь, - честно признался Сударевский. - Но не это главное. Когда все прояснится, а я уверен, что так оно и произойдет, мне будет трудно взглянуть Аркадию Викторовичу в глаза.
Фома Андреевич ничего не сказал и лишь оглядел Сударевского зорко и недоверчиво.
- Вы уж поймите меня, - пробормотал Марк Модестович, угнетенный тяжелым молчанием.
Он отчаянно стремился не промахнуться, не отрезать своим вынужденным отказом пути назад.
- Ваши чувства похвальны, Марк Модестович, - пухлые губы Фомы Андреевича сложились в ироническую улыбку, напрочь опровергавшую смысл произнесенных слов, - но дело есть дело. Оно не располагает к сантиментам.
- Может быть, некоторое время спустя... - Сударевский отчаянно хватался за ускользающую возможность, но не находил нужных слов. - Вы же знаете, Фома Андреевич, что значит для меня работа, институт... Вот если бы неофициально...
- Детство какое-то! - фыркнул директор. - Вы что, только на свет народились? Назначение врио заведующим лабораторией проводится приказом, как положено, с выплатой разницы в зарплате... Думаю, что здесь, как и в печальной истории с вашим, точнее, Аркадия Викторовича, открытием вы проявляете ложную принципиальность и, скажу вам прямо, недальновидность... Но вам виднее, вам виднее. Как говорится, вольному воля.
- Я глубоко раскаиваюсь в истории с открытием, - сказал, как в омут кинулся, Сударевский.
Фома Андреевич насупил кустистые, с заметной сединой брови и вновь исподлобья глянул на Сударевского.
Марку Модестовичу даже показалось, что в серых холодных глазках директора промелькнуло недоумение. Шевельнулось желание все немедленно объяснить, откровенно обо всем договориться. Только как? Полностью открыться Фоме Андреевичу было бы, мягко говоря, опрометчиво, а половинчатость могла лишь усилить его недоверие.
Но, видимо, интерес директора к своему старшему научному сотруднику был настолько силен, что Фома Андреевич решил хотя бы лишь для начала столковаться там, где это окажется возможным.
- Глас разума, даже запоздалый, всегда приятно слышать, - пошутил он и выжидательно замолк.
- Вам, лично вам, Фома Андреевич, - Сударевский легко взмахнул рукой, словно соединил свое и директорское сердца невидимым проводом, - могу признаться, что всегда недоброжелательно относился к этой затее. Я имею право так говорить, потому что шел с Аркадием Викторовичем до конца. Это во-первых... А во-вторых, директору подобных слов обычно не говорят, я в вас, Фома Андреевич, всегда видел мудрого и снисходительного наставника. Я, вы же знаете, не карьерист, и мне незачем прибегать к недостойной нас обоих лести, но против очевидности не попрешь. Я вырос в вашем институте и, развивая ваши, в конечном счете, идеи, добился кое-каких, пусть скромных, успехов... Аркадий Викторович человек очень увлекающийся, безусловно талантливый, но, опять-таки только для вас, абсолютно лишенный критического начала. Мне, конечно же, следовало уговорить его не торопиться с оформлением открытия, подождать, лишний раз все перепроверить, а я вместо этого покорно пошел у него на поводу.
- Чем, кстати, прежде всего навредили себе самому.
- Конечно, - с готовностью согласился Сударевский. - На меня посыпались все шишки, потому что... как бы это поточнее сказать... Аркадий Викторович несколько оторван... от жизни. Но я не жалуюсь. Кроме себя, винить мне некого.
- Напрасно вы так думаете... Очень напрасно. Винить в первую голову нужно вашего шефа. Он достаточно опытный человек, чтобы не понимать, в какую немыслимую авантюру вас втравил. А ведь пред вами открывались прекрасные перспективы! Докторская диссертация, самостоятельная работа большого народнохозяйственного значения. - Директор сделал многозначительную паузу, давая собеседнику осознать всю глубину совершенной ошибки, и, как бы невзначай, спросил: - Не пора ли исправить положение?
- Видимо, пора, - слабо улыбнулся Сударевский. - И прежде всего мне нужно открыто и честно сказать Аркадию Викторовичу все, что я думаю по поводу этого злополучного открытия.
- Вот именно - злополучного! - подхватил Фома Андреевич. - Ну только подумайте, чего вы достигли? Поставили под угрозу защиту диссертации, восстановили против себя отделение, да и в самом институте ваши позиции оказались заметно подорванными... Разве мало?
- Виноват, Фома Андреевич, кругом виноват. Расплачиваюсь за собственное легкомыслие.
- Неужели вы не видели, в какой омут затянул вас Ковский? Знахарство какое-то, а не наука! Я допускаю, что нельзя целиком отвергать интуитивное знание древних, стихийную мудрость рудознатцев и прочих алхимиков. Я не за то, чтобы вместе с водой выплескивать и дитятю. Тем более, что Ковскому действительно удалось воскресить несколько забытых рецептов. Я до сих пор не понимаю, в чем смысл варки самоцветов в меду или запекания их в хлебе. Рациональности не вижу в таких знахарских процедурах. Если это действительно улучшает цвет камней, их оптические свойства, то пожалуйста, варите себе на здоровье. Говорят, он у себя на дому даже с цветами общается. Ни в какие ворота не лезет! Добро бы с кошкой или даже с птичками. У них хоть мозги и нервная система имеются. Но зачем превращать науку в балаган? Кто только не побывал у вас в лаборатории: падкие на сенсации журналисты, какие-то гомеопаты, циркачи, индологи-тибетологи... Голова кругом идет! А институт у нас, между прочим, режимный. Комендант не раз жаловался мне, что Ковский не задумывается над тем, кому именно просит выписать пропуск... Но и это бы еще полбеды! Нравится вам всякая чертовщина, чепуха всякая на постном масле - занимайтесь, слова вам никто худого не скажет. Но если подобное увлечение идет во вред основной работе? Сами посудите, как я должен реагировать на то, что ведущая лаборатория фактически предоставлена самой себе? Как корабль, извините, по воле волн... Заведующий в институте почти не бывает, каждый занимается чем он хочет, без всякого контроля со стороны. Мы долго терпели, снисходя к научным заслугам Аркадия Викторовича, щадя его возраст, - как-никак три года до пенсии. Но ныне, когда - вы сами вынуждены были это признать - под угрозу поставлена вся программа, подобное положение совершенно нетерпимо. Сколько времени выращивался тот монокристалл? - раздраженно дернул плечом директор.
- Шестнадцать недель, - поник головой Сударевский. Казалось, что он никогда больше не сможет оторвать взгляд от пола и посмотреть Фоме Андреевичу в глаза.
- Вот видите! Шестнадцать недель непрерывного опыта! А ведь за этой цифрой стоят большие расходы государственных средств, износ дорогого оборудования, затраты на поддержание давления и температуры, между прочим, зарплата... И все пошло насмарку по причине - будем называть вещи своими именами - халатности и разгильдяйства!.. Эта история, в которую замешан, кстати, уголовный розыск, - закономерный финал. Могу, коль об этом уж зашла речь, дать вам совет: когда будете беседовать с представителями следственных органов, не старайтесь особенно выгораживать Ковского только себе повредите. Шила в мешке не утаишь.
- Но в чем обвиняют Аркадия Викторовича? Что он такого сделал?!
- Не знаю. Может быть, и ничего. Но то, что незапятнанное до того наше с вами учреждение оказалось причастным к чьим-то, не берусь судить, чьим именно, темным делишкам, целиком на совести Ковского. Просто так, ни с того ни с сего, люди, согласитесь, не исчезают. Подумать только: чтобы доктора наук искал угрозыск! Только этого нам недоставало!.. Позор какой!
- Я ничего не понимаю, Фома Андреевич! - Сударевский сморщился от боли в левом виске. Начиналась мигрень.
- К сожалению, ничем не могу вам помочь. - Директор демонстративно развел руками. - Но выводы из сказанного советую сделать. Хорошенько подумайте, прежде чем станете давать оценку личности вашего
