– Проголодался? – усмехнулся он, перехватив мой взгляд, брошенный на блюдо. – Но я тебя угощать не стану. Ты не гость в моем доме. Чужак, который пытался меня обмануть.
– Нет, – не согласился я. – Все получилось случайно. Я же не знал, что тот холодильный шкаф был с сюрпризом. А когда понял, в чем дело, я сам решил вернуть…
Мне не хотелось уточнять, что именно, но Геворкян сам закончил за меня:
– Героин. Двадцать килограммов. Ты хоть представляешь себе, сколько он стоит?
– Миллион? – брякнул я наугад.
– Кх-х, – тихонько засмеялся Геворкян. – Нет, не миллион. В пять раз меньше. Но у тебя ведь и двухсот тысяч нет, верно?
– Верно. – Я с сожалением вздохнул.
– Ну вот. А ты, вместо того, чтобы отдать мне товар, куда-то пропал. Я ведь ждал тебя, Игорь. Ровно в полдень, как ты и просил. Где же тебя носило?
Он оставил в покое виноград и снова взялся за колоду, избавив меня от своего томного взгляда. А я вспомнил, почему опоздал, и желчно сообщил:
– Я был у себя на квартире. А там труп с вилкой в глазу. А к трупу заявились гости. Я не мог выйти, пока они не ушли. Кстати, если не секрет, за что вы его?
Геворкян досадливо поморщился, изучая сданные себе карты.
– Подвернулся под горячую руку, – буркнул он, перетасовывая колоду заново. – Да кому он был нужен, алкаш несчастный?
– Они все алкаши, – неожиданно вставил Карен, вызывающе сверля меня пламенным взором. – Отбросы, шваль. Скорей бы передохли все!
– А мой помощник? – настаивал я. – Водку на дух не переносил. По воскресеньям в церковь ходил. Картины, между прочим, рисовал. Он-то в чем провинился?
– Одним больше, одним меньше, – философски сказал Геворкян, пожимая плечами, явно преувеличенными покроем пиджака, сияющего новизной и белизной.
– Стадо! – не унимался Карен. – Никто и не заметит пропажу одной паршивой овцы.
– Меньше народу, больше кислороду, – подключился носатый Арам, тараща на меня свои кроткие глаза серны.
Ну вот, какой-то пришлый сброд, сбежавший со своей нищей родины, взялся решать судьбу моего народа! Мне ужасно захотелось остаться с кем-нибудь из этой компании наедине, чтобы без помех обсудить сложный национальный вопрос. Уж я бы растолковал тому же Карену, как следует вести себя на чужбине. Научил бы его родину любить. Не мою. Свою собственную. Ту самую, где жить ему было скучно и неинтересно, потому что деньги там ему пришлось бы зарабатывать собственным горбом, а не отнимать у других.
Диспут пришлось отложить на неопределенное время. Геворкян и пятерка его подручных представляли собой слишком многочисленную аудиторию для того, чтобы поддаться быстрому внушению и перевоспитанию. Приходилось терпеть их общество и надеяться, что все это продлится недолго. Я уже твердо решил про себя, что дам запихнуть себя в каменную усыпальницу только мертвым. Потому что не желал, чтобы со мной приключилась метаморфоза, в результате которой человек начинает скулить и ползать на брюхе по-собачьи.
Пока в моей голове бродили эти невеселые мысли, Геворкян успел о чем-то переговорить с соплеменниками и теперь с любопытством поглядывал на меня, склонив голову набок. В своей черной шелковой рубахе и белом пиджаке он напоминал видеопрокатного мафиози, знал это и этим гордился. Даже борода его была кинематографической, как у Аль Пачино в какой-то гангстерской саге. Это мешало воспринимать его всерьез, несмотря на вполне натуральные трупы, которые он равнодушно оставлял на своем пути.
– Ну? – нарушил молчание Геворкян, продолжая развлекаться подтасовкой колоды. – Что мне с тобой делать? Оторвать твою бестолковую голову? Кастрировать? Или для начала отрубить руки?
«Для начала выведи жирное пятно с лацкана своего шикарного пиджака и вытряхни крошки из бороды», – это пожелание осталось невысказанным, как и лихорадочные догадки, роившиеся в моем мозгу. Если бы Геворкян действительно намеревался казнить меня, он не задавал бы этих риторических вопросов. Номера синих «Жигулей» он не знал, как отыскать Леху, не имел ни малейшего понятия. А с сумкой расставаться ему было жалко. И только я один мог помочь Геворкяну завладеть ею.
– Этот парень, который привез меня, смылся по дурости, – медленно произнес я. – Легко представить себя на его месте. Пальба, погоня. А потом сумка, набитая героином. Он захочет вернуть ее, как пытался сделать это я. Он же не догадывается, что я не запомнил номер его «шохи». Сейчас трясется, наверное, от страха. А утром помчится к Дворцу молодежи меня искать. Не думаю, что он попытается присвоить товар и продать его. Не тот он человек.
– Допустим. – Геворкян поощрительно кивнул. – А почему этот твой Леха станет искать тебя возле Дворца молодежи?
– Он меня туда подвозил. К центральному входу. Я сказал, что ненадолго забегу на работу и сразу вернусь. Уж это-то он должен был запомнить.
– Надеюсь, что так, Игорь. И ты тоже надейся, чтобы интуиция тебя не подвела. Сейчас отпущу тебя в Курганск и дам тебе ровно сутки. Карен и Арам за тобой присмотрят, чтобы ты опять неожиданно не исчез. – Геворкян насмешливо прищурился. – А потом вы вместе вернетесь сюда. С товаром или без. И тогда я решу, что с тобой делать дальше. Кх-х!
Смешок в конце тирады не сулил ничего хорошего. Видимо, Геворкян уже мысленно пофантазировал и точно знал, как обойдется со мной в награду за мои старания. Но я не опечалился. Я тоже успел кое-что придумать. Карен с Арамом вернутся в Новотроицк с сумкой, если повезет, – но без меня. Даже если они оба окажутся вооруженными, я вручу им товар в таком месте, где они не отважатся пустить в ход пистолеты. Я- то знал, как людно бывает с утра возле центрального входа во Дворец молодежи. А пустыми угрозами они меня не запугают. Потому что захоронение заживо в стене проклятого подвала страшнее пистолета.
– Я согласен. – Мой тон был ровным, начисто лишенным эмоций.
– Конечно, ты согласен! – радостно прыснул Геворкян. – Разве у тебя есть выбор?
Выбор у меня имелся. Не очень богатый, но все же. Так что жизнь продолжалась. И какой бы она ни была, на потом ее отложить не было ни возможности, ни желания.
3
Мне нравилось ехать ночью. Нравилось бездумно смотреть на ленту пустынной дороги, убегающей под колеса, нравилось, как ровно гудит двигатель, как светятся разноцветные огоньки на приборной доске. Не устраивало меня только вынужденное соседство с Арамом и Кареном.
Слегка помятый «Форд» они сменили на старенькую «Мазду» и находились по этой причине не в самом лучшем расположении духа. Арам всю дорогу бубнил что-то недовольным тоном, а Карен, устроившийся рядом со мной на заднем сиденье, сверлил меня горящим взглядом и не выпускал из руки свой пугач. Размером пистолет несколько превосходил «макарова», из которого мне однажды довелось пострелять по консервным банкам за городом. Внимательно посмотрев на него, я подумал, что не мешало бы и мне обзавестись оружием. Например, этим самым пистолетом.
– Как называется твоя пушка? – полюбопытствовал я. – На вид тяжелая. Кило потянет?
– Девять граммов в сердце, – ощерился Карен, цитируя незабываемую песенку из «Белого солнца пустыни». – Вот сейчас возьму и пристрелю тебя. Скажу, что хотел сбежать.
Я улыбнулся. Пистолет стоял на предохранителе, это раз. Во-вторых, Карен сначала должен был направить его на меня, а я только и ждал этого момента, так как рассчитывал, что он непременно станет тыкать мне ствол в лицо, как в дешевом боевике. Слишком пылким он был, чтобы обойтись без мелодраматических жестов.
– Послушай, Карен. – Я изобразил доброжелательное любопытство. – Почему тебе дома не сидится? Выращивал бы виноград или мандарины. Овец бы завел, коз, детей. А то мотаешься по свету, как таракан, без роду без племени. Хотя у тараканов – и тех свой дом есть. А у тебя что?
– Ах ты, билять такая! – прошипел Карен, когда понял, что я над ним издеваюсь. Потом он перестал коверкать мой язык и перешел на свой собственный, а пистолет приставил мне к самому носу. Что и требовалось доказать.
