только по одежде. Потому что всех их одинаково пригибала к земле общая беда. И когда в окнах клиники начал зажигаться свет, он казался мертвенным. Приятней было смотреть в темноту, чем на такой свет.
Ритину мать во двор не выпускали, она находилась на третьем этаже, в отделении интенсивной психотерапии. Свидания с тамошними пациентами разрешали лишь в самых исключительных случаях. Например, если ты готов отстегивать тысячу рублей за каждый проведенный внутри час. Общение с матерью обошлось Рите в шесть тысяч. Еще десять пришлось раздать врачам и санитарам за то, чтобы они действительно лечили Наталью Овсееву, а не вкалывали ей всякую дрянь, от которой люди превращаются в живые трупы, не испытывающие ни голода, ни жажды, ни каких-либо иных желаний или эмоций. Вообще ничего не испытывающие. Так легче. И больным, и медперсоналу.
Рита поведала о встрече с матерью несколькими короткими, отрывистыми фразами, а потом умолкла. Наблюдать, как она глядит прямо перед собой, раскачиваясь в такт движению машины, было тяжело. Уж лучше бы она плакала. Потому что Ритина голова болталась из стороны в сторону, как неживая. Словно ее подменили в психушке механической куклой.
Когда Сергей спрашивал, не нужно ли помочь матери еще чем-нибудь, Рита отрицательно мотала головой. Когда он утешал ее, говоря, что все образуется, она утвердительно кивала. А теперь вот вспомнила вдруг про африканских антилоп, и Сергей обрадовался. Сказал с широкой улыбкой:
– Слушай, а давай собирать деньги на сафари, а? Отправимся в какую-нибудь самую раззимбабвскую республику, к пигмеям на кулички. На носорогов поохотимся, на львов…
– Я в зверя не смогу выстрелить, – сказала Рита. – Только в человека.
Таксист, обернувшийся было для поддержания разговора, крякнул и уткнулся взглядом в дорогу. Затылок у него сделался одеревенелым.
Сергей же продолжал беспечно улыбаться, словно ничего особенного произнесено не было.
– Можно фоторужье взять, – сказал он, совершенно не представляя себе, о чем идет речь. Просто нужно было что-нибудь говорить, и он говорил. – Станем зверей не убивать, а фотографировать на память. Рита верхом на зебре, Рита кокетничает с шимпанзе, Рита кормит с руки утконоса…
– В Африке утконосы не водятся, – отрешенно произнесла она. – И вообще там сейчас, куда ни глянь, всюду одни гиены. Прямо как у нас. Никуда ехать не нужно.
– Но ты же сама рассказывала про стада антилоп, – напомнил Сергей.
– Мама опять пыталась…
Рита не договорила, но все было и так ясно. Таксист заметно занервничал и стал часто выглядывать из открытого окна наружу. Видимо, ему захотелось прибавить газу и поскорее заменить этих странных пассажиров другими – беспечными, веселыми, общительными.
Сергей перебрал в уме несколько десятков слов, но не нашел ни одного подходящего. Он просто взял Риту за руку и крепко сжал. Ладонь у нее была безжизненная и холодная. Как будто держишь в руке заледеневшую рыбку, которую уже ничто не в силах отогреть.
– Она сказала, что все равно сделает это, – сказала Рита, глядя вперед стеклянными глазами. – Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра.
– Утром отправимся в больницу снова и переговорим с главврачом, – решительно произнес Сергей.
Он чувствовал себя дешевым фокусником, выдающим себя за великого мага, но молчать было нельзя. И он говорил, говорил, говорил… Про достижения современной медицины, про чудесные случаи исцеления от самых страшных болезней, про заповедные места, куда они уедут, когда неприятности останутся позади, про росистые луга, по которым так здорово бегать босиком. Какие заповедные места, какие луга? Откуда? Это было неважно. Важно было почувствовать в своей руке такую же живую, теплую руку.
Неожиданный телефонный звонок заставил Сергея досадливо поморщиться. Он хотел было отключить трубку, но Рита, не глядя на него, сказала:
– Ответь. Это что-то важное, я знаю.
Под специально купленным просторным свитером Сергей носил не только трубку мобильного телефона, но также трофейный «вальтер» и надетую на ремень гранату. Осторожно, чтобы весь этот арсенал не отразился в зеркальце заднего обзора, он запустил руку под свитер и достал оттуда вкрадчиво журчащую трубку.
– Алло.
– Это я, родственник. Узнал?
Голос Виталия. Странный голос, нехороший. Говорит через силу, как будто тяжести какие-то между делом ворочает.
– Ты где? – насторожился Сергей.
– Дома. На Арбате. Вот сидим с Тамарой, тебя дожидаемся.
– Какого черта вы туда поперлись? Что происходит?
– Ничего особенного не происходит, – заверил родственника Виталий. – Просто мы забыли тут те самые бумаги, помнишь? Я их, оказывается, по запарке на шкафу в спальне оставил.
– Забирайте их и проваливайте, пока не поздно! – заорал Сергей так, что таксист весь напружинился за рулем, как кот, готовый припустить наутек.
– Уже, – прошелестело в трубке.
– Что уже? Уже уходите? Или уже поздно?
– Какая разница? Ты просто приезжай, и все… Шампусика выпьем в честь моего дня рождения, песни под гитару попоем…
– Какие песни? – опешил Сергей.
День рождения Виталия они отмечали минувшей зимой, а песен свояк отродясь не пел, даже будучи сильно пьяным. Кроме того, гитару перевезли на съемную квартиру. Все это плюс напряженные интонации в голосе Виталия заставляло предположить самое худшее.
Прикрыв микрофон трубки, Сергей тронул вздрогнувшего водителя за плечо и скомандовал:
– Никуда не сворачивай, гони по Садовому кольцу дальше. Едем на Арбат… Так какие песни? – спросил он у притихшего Виталия. – Назови свою любимую.
2
Трудно быть сообразительным и изобретательным, когда находишься под прессом, спеленутый по рукам и ногам. В висок тебе упирается пистолетный ствол, а тот, кто сжимает его, ловит каждое твое слово, подозревая подвох в любой твоей самой безобидной фразе. Стоит сболтнуть что-нибудь лишнее, и грохнет выстрел, которого ты уже не услышишь.
Проведя языком по разбитым губам, Виталий улыбнулся через силу и сказал в трубку, которую держал возле его лица Леха:
– Про льва споем. Это твоя лучшая песня, веришь?
Сергей некоторое время молчал, видимо обдумывая услышанное. Песня, которую назвал Виталий, начиналась словами:
Догадается ли Сергей, о чем идет речь? Смекнет ли, о чем хочет предупредить его Виталий под видом безобидного трепа?
– Закругляйся! – прошипел Леха, вдавливая ствол в висок пленника. – Хорош не по делу базарить!
Виталий скосил на него недоумевающий взгляд: мол, ты что, парень, я же для тебя стараюсь!
– Вспомнил? – спросил он в трубку.
– И открылась вдруг дверь, и вошел ко мне он, – дурашливо напел Сергей. – Ты эту песню имеешь в виду?
– Ага, – подтвердил Виталий, чувствуя затылком пристальный Лехин взгляд. – Да, чуть не забыл! – воскликнул он как ни в чем не бывало. – Будь другом, захвати кассету битлов по пути… Тот альбом, где есть «Желтая субмарина». Нам с Томкой сейчас как раз под настроение будет.
Альбом назывался коротко и ясно: «Револьвер». Бритоголовый Леха, судя по характерной внешности, таких подробностей знать никак не мог, а Сергей должен был вспомнить и сообразить, о чем идет речь. Кто предупрежден, тот вооружен, говорили древние. Хотелось надеяться, что так оно и есть. Потому что больше надеяться было не на что.
– Я понял, – сказал Сергей подчеркнуто беспечным тоном. – Через часик буду. Водочкой там пока не
