размягчает глину. Примерно тем же самым занимается гипнотизер. «Разогревает» и «размягчает» собеседника отвлеченной болтовней. Желательно, чтобы тема была близка человеку и чтобы ему приходилось постоянно отвечать на вопросы – отвечать утвердительно. Повторив несколько раз «да», он вряд ли скажет «нет», когда настанет ответственный момент.
– Моя судьба, – сказал Юрьев и махнул рукой, давая понять, что это такой пустяк, о котором и говорить не стоит. – Скажите, вы ведь, наверное, женаты?
– Естественно, – подтвердил Папa.
– Давно, верно?
– Верно.
– И детишки имеются?
– А как же, – не без гордости ответил Папa. – Уже внуки пошли.
– Так вы дед? – восхитился Юрьев.
– Ну да. Внуку пять лет, а внучке – три.
– Вы настоящий патриарх, Мирослав.
– Вроде того.
Заметив, что Папa начинает хмуриться, пытаясь понять, чего от него добиваются, Юрьев туманно поведал о своем мифическом браке, якобы не слишком удачном, а потом возобновил игру в вопросы и ответы.
Он уже вызвал доверие Папa на сознательном уровне и теперь вторгался в область подсознания, воздействуя на собеседника тайком, в обход его интеллекта, характера и воли.
Ведь человеческий мозг, разделенный на полушария, подобен двум близнецам, заведующим одной компанией. Один директор пассивен – это добродушный, покладистый, упорно работающий субъект. Он все делает автоматически, он суеверен, наивен и склонен верить всему, что ему говорят. Активный директор скептичен, бдителен, тверд, он призван постоянно наблюдать за своим рассеянным братцем, чтобы не пострадали интересы компании. Кого из них легче обмануть, ввести в заблуждение? Ответ напрашивается сам по себе. Охмурять следует «доверчивую» половину мозга. Иными словами, гипнотизер должен уметь проникать в бессознательное «я», минуя сознательное критическое восприятие.
Чем Юрьев и занимался, расспрашивая Папa о семейной жизни и работе.
– Мирослав, вы воспитываете детей, внуков… Я тоже мечтаю о большой семье. Но управлять ею, надо полагать, непростое дело. Ведь так?
– Так, – согласился Папa.
– Как вы думаете, у меня получится?
– Должно получиться.
– Проблемы, возникающие у меня с женой, носят временный характер, верно?
– Разумеется. С возрастом это пройдет…
– Тогда скажите…
Юрьев болтал языком без умолку, не давая Папa опомниться. Одновременно он усиливал установившуюся между ними связь, именуемую «раппортом». Все это время он незаметно копировал позу собеседника, имитируя его зеркальное отражение. Труднее всего было повторять движения, но после многолетней практики Юрьев играючи справлялся с этой задачей. Копируя жесты Папa, он только намечал их, не заканчивая. Когда тот поправлял черные очки, Юрьев лишь подносил руку ко лбу, поправляя волосы. Когда же Папa снял очки, щурясь на ярком солнце, дело пошло совсем легко. Оставалось только одновременно моргать глазами да дышать в такт. Проверяя, насколько надежен раппорт, Юрьев неожиданно перестал мигать, и Папa механически проделал то же самое, выпучив глаза. А стоило Юрьеву сократить паузу между вдохами и выдохами, как его визави тоже задышал чаще.
Подготовительная фаза прошла успешно. Пора было переходить непосредственно к внушению.
3
Все это время Юрьев говорил не торопясь, размеренно, четко выделяя слова, выстраивая лаконичные, доходчивые фразы. Он говорил не в той монотонной манере, которую практикуют обычные гипнотизеры, а вставлял короткие значительные паузы и постоянно изменял громкость, не позволяя собеседнику ослабить внимание. Он так же умело модулировал тембр речи, то слегка повышая тон, то понижая его до глухого звучания. Ключевые фразы произносились «утробным» голосом, исходящим из диафрагмы.
Кроме того, Юрьев заботился о том, чтобы в предложениях не было отрицаний. Человеческое подсознание устроено таким образом, что оно никоим образом не реагирует на частицу «не». Если крикнуть стрелку «не промахнись!», тот, скорее всего, промажет. Если пожелать конькобежцу не упасть, то ему будет значительно сложнее сохранить равновесие. Это все равно что приказать: «упади».
Плетя паутину слов, Юрьев все глубже погружал Папa в транс. Тот стоял рядом, но мысли его витали где-то далеко, глаза остекленели, мимика на лице отсутствовала, поза сделалась вялой и неподвижной. Знакомое каждому человеку состояние. Задумавшись, замечтавшись или медитируя, мы как бы выпадаем из реального мира. Внутренние переживания воспринимаются ярче, чем внешние звуки и образы.
Голоса людей на пляже потеряли значение для Папa. Не замечал он также моря, сверкающего на солнце. Он блуждал по лесу, там, куда заманил его Юрьев. Он внимал только его словам. И видел лишь то, что внушалось ему тихим, проникновенным голосом:
– Представьте себя в сосновом лесу. Рыжие стволы уходят высоко вверх, обступая вас со всех сторон. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь кроны, стоят косыми столбами. На хвое, устилающей землю, сияет золотистая мозаика… Я говорю необыкновенно важные вещи, которые вы должны запомнить, запомнить, запомнить…
Юрьев применял простую схему «три к одному». Она строилась на чередовании визуальных, слуховых, обонятельных и осязательных образов. Три картинки для внутреннего зрения – и приказ. Три описания воображаемых звуков и запахов – еще два приказа. Затем нужно предложить гипнотизируемому трижды «пощупать» что-нибудь и снова дать ему установку.
– Трещит сорока, – размеренно продолжал Юрьев. – Дятел выбивает звонкие барабанные дроби. Пение птиц да похрустывание под ногами, когда вы наступаете на сухие ветки… Ровно в пять часов вечера вы распускаете помощников по домам и остаетесь на пляже один, совсем один.
– Один, – отозвался Папa, уставившись куда-то за горизонт.
– Повсюду разносится аромат разогретой смолы. Восхитительно пахнет грибами. А еще ноздри улавливают запах дыма от костра… В половине шестого мы встретимся здесь же, на этом самом месте.
– В половине шестого…
– Вы протягиваете руку и прикасаетесь к стволу дерева, ощущая шероховатость коры под своей ладонью. Лоб щекочет прилипшая паутина. Несмотря на духоту, легкий ветерок ласкает ваши щеки… Вы слишком щепетильны, чтобы катать проституток по морю, поэтому предпочитаете перепоручить это занятие мне, вашему хорошему другу Ивану Юрьеву, стоящему перед вами…
До сих пор приказы выделялись в речи Юрьева повышением громкости и сменой интонации, но теперь, давая распоряжения, он пощелкивал пальцами.
– Хвоя зеленая, с голубоватым отливом. Где-то далеко-далеко за лесом стучат колеса поезда. Запах антикомариной мази такой резкий. Пальцы липнут от смолы. Вы передадите в мое распоряжение моторную лодку и тотчас забудете об этом…
– Забуду, – выдохнул Папa, безучастный, как зомби.
Отвлекающие маневры больше не требовались.
– Я щелкну пальцами, вот так, – Юрьев проиллюстрировал сказанное действием, – и вы моментально впадете в теперешнее состояние. Это так приятно – ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться. Все хорошо. Все замечательно. Вы испытываете полное блаженство. Проститутки вам противны, а я внушаю доверие и желание услужить. Я делаю приятное вам, вы делаете приятное мне. Катер будет в надежных руках. Вы в безопасности. Вы счастливы и будете счастливы до тех пор, пока я не трону вас за плечо…
– Что? – встрепенулся Папa, хлопая глазами.
– У вас большая семья, – сказал Юрьев обычным голосом. – Я тоже мечтаю о большой семье. Но управлять ею, надо полагать, непростое дело. Ведь так?
– Так, – согласился Папa, озираясь вокруг с видом человека, мучительно вспоминающего что-то.
