Бондарь пожал плечами:
– Любители экзотики предпочитают что-нибудь многозарядное, крупнокалиберное и непременно никелированное. «Беретта» же – классический вариант.
– Это мнение профессиональных киллеров?
– Это мнение жертв вроде меня.
– Ты – жертва? – Милочка звонко расхохоталась, сверкая золотым зубом.
– Надо полагать, что да, раз угодил в твою западню.
– Разве ты в западне?
Бондарь оглядел гостиничный номер, выход из которого перекрывала подбоченившаяся Милочка, и сокрушенно кивнул:
– Похоже на то.
– Только не надо изображать собой загнанного зверя.
– По правде говоря, я действительно чувствую себя так, словно попал в ловушку.
Бондарь не кривил душой. Обстановка номера производила гнетущее впечатление. Никакой видимой опасности вроде не было, но внутреннее чувство подсказывало ему, что беда притаилась где-то совсем рядом.
«Немедленно уходи», – шепнул Бондарю внутренний голос.
– Давай я помогу тебе раздеться, – предложила Милочка, медленно приближаясь к нему.
Ее лицо выражало непоколебимую решимость добиться своего во что бы то ни стало. Сброшенные туфли поочередно ударились в стену. Теперь их обладательница стала ниже на добрый десяток сантиметров, что не лишило ее походку хищной грации.
– Сам справлюсь, – проворчал Бондарь, проклиная собственную уступчивость.
Милочка остановилась перед ним, дыша так прерывисто, словно то расстояние, которое она преодолела, измерялось не шагами, а километрами.
– Ну, не будь букой. – Ее голос заметно охрип, а рука, потянувшаяся к поясу джинсов Бондаря, была холодной, как лед.
Не произнеся ни слова, Бондарь обхватил ее за талию, приподнял над полом и не слишком бережно понес к кровати. Расшатанная деревянная конструкция возмущенно крякнула, приняв на себя вес Милочкиного тела. Кровать всякое повидала на своем веку, но еще ни один мужчина не укладывал на нее женщин с такой бесцеремонностью.
– Осторожней! – пискнула Милочка, которая тоже не привыкла к подобному обращению. – Я тебе что, кукла?
– Сейчас выясним, – буркнул Бондарь, обрушившись на нее сверху.
«Крэк!» – откликнулась кровать, покрепче упираясь в пол всеми своими ножками. Испытание, выпавшее на ее долю, обещало быть долгим, трудным и запоминающимся.
Ухватив ее за ягодицы, он заработал тазом, наслаждаясь своей властью и ее покорностью. Диван пел под ними на все пружинные голоса, и все они звучали по-старчески жалобно.
– Ты… ты с ума сошел, – пролепетала сотрясаемая толчками Неля. – Па… папу разбудишь.
– Он спит как убитый, твой
– Как тебе не совестно! – пискнула Неля.
– Я пошутил, – сказал Макс. – Ты обязательно заметишь.
Его корпус начал совершать медленные круговые движения. Приподнявшийся на руках, он напоминал огромного варана с перебитым хребтом.
– Ду… Дурак! – задохнулась под ним Неля.
– На третий день заметишь, – не унимался Макс. – Когда твой папапа завоняет.
– Как ты можешь говорить такое про моего папу?
– Да он тебя за бутылку продаст.
Неля повернула голову к дощатой перегородке, за которой храпел ее пьяный отец. Он давно не походил на того пышущего здоровьем мужчину, который подбрасывал ее к потолку, приговаривая: «Доня, донюшка моя, мы летаем, ты да я». Да и Неля не была той славной смешливой девчушкой, которая млела от счастья в папиных руках. Осознавать это было больно и гадко. И она, ненавидя всех на свете, включая себя саму, принялась вырываться:
– Прекрати, слышишь!
Макс покрепче стиснул ее в обьятиях и конвульсивно задергался, довольный тем, что ему удалось вывести Нелю из себя. В обычном состоянии она занималась сексом без огонька, отделываясь механическими телодвижениями. Задетая же за живое, она придавала ощущениям Макса непередаваемую остроту.
– Оставь меня! – злилась Неля.
– Ни за что на свете, рыбка, – сопел Макс.
Потревоженный отец завозился за перегородкой, ударяясь об нее то ли коленями, то ли своей забубенной головушкой. Неле пришлось прикусить язык, чтобы не разбудить его окончательно, и Макс использовал этот момент на всю катушку. Остановился он не раньше, чем возбуждение сменилось полнейшей апатией к обмякшей под ним девушке. Шумно отдуваясь, он перекатился на спину и уставился в потолок, прислушиваясь к биению своего сердца.
– Ты меня совсем не любишь, – печально сказала Неля, вытянувшись вдоль дощатой стены, завешенной домотканым ковриком с лебедями.
Покосившись на нее, а заодно и на этих уродливых созданий, Макс попросил:
– Только не надо этих дешевых сцен, пожалуйста. Лучше принеси пивка.
После минутного колебания Неля перебралась через его распростертое тело, прошлепала к обшарпанному холодильнику и возвратилась на диван с двумя откупоренными бутылками «Черниговского». Он принял свою емкость, не глядя. Перед его мысленным взором возник заминированный гостиничный номер. Проникнуть в него ему не составило особого труда – ключи от номеров, похоже, все были одинаковы.
– Только бы не подвела растяжка, – пробормотал он.
– Что ты сказал? – полюбопытствовала Неля.
– Ничего, – отрезал Макс.
– Нет, сказал.
– Просто мысли вслух.
– Какие мысли?
– О том, что я люблю тебя. Я сказал: только бы не подвела дурашка.
– Кто дурашка?
– Ты.
– Как это, интересно, я могу тебя подвести? – удивилась Неля.
– Известно, как, – пробормотал Макс, прежде чем сделать несколько жадных глотков из горлышка. – Известно как, – повторил он, утирая влажные губы ладонью. – Вот возьмешь, и не захочешь рожать от меня ребенка.
– От тебя? Ребенка? – Холодное пиво пролилось на Нелину грудь, но она этого не заметила. – Какого ребенка?
– Лучше мальчика, – мечтательно произнес Макс, лаская бутылку в обеих руках. – Такого, знаешь, бутуза на велосипеде. Но можно и девочку. С бантиком.
– Ты собираешься на мне жениться?
– А ты думала, что я хожу в эту грязную халупу ради эстетического удовольствия?
Вспотевшая бутылка описала плавную дугу, приглашая Нелю полюбоваться окружающей обстановкой, которая и без того была ей хорошо знакома. Слишком хорошо знакома. До тошноты.
– Как-то все неожиданно, – пролепетала она.
– То ли еще будет, – загадочно пообещал Макс.
– А что будет, что? – Неля заерзала на своей половине дивана, изнывая от желания услышать продолжение.
