марафет, что любо-дорого посмотреть.
– А мужская работа? Кто в вашем доме занимается мелким ремонтом, перестановкой мебели, электропроводкой?
– При необходимости мы приглашаем Степаныча, кухаркиного мужа. Примерно два раза в месяц мужик способен воздержаться от возлияний, а чаще его услуги не требуются… Перестраивайтесь в правый ряд, Женя, сейчас будет поворот. – Пинчук ткнул пальцем в запотевшее стекло. – Магистраль выведет нас за город, на объездную дорогу. Оттуда до дома рукой подать.
Совершив плавный поворот, Бондарь удержал седан в правом ряду и, почти не прибавляя газа, возобновил расспросы:
– Оксана общается с кем-нибудь из прислуги?
– Боже упаси. Она говорит, что от них вечно разит луком и потом.
– От нее, конечно, пахнет исключительно духами и шампунями?
– Естественно. – Подбородок Пинчука приподнялся. – Хотя это вас совершенно не касается. Между прочим, есть отличный анекдот на эту тему.
– Терпеть не могу анекдоты, – буркнул Бондарь.
– Тогда слушайте. – Это было произнесено с типичной для Одессы бесцеремонностью. – Родители читают запись в дневнике сынишки: «От Изи плохо пахнет. Изю нужно мыть». На что делают ответную запись: «Изю не нужно нюхать. Изю нужно учить».
– Как насчет знакомых и родственников? – спросил Бондарь, не потрудившись изобразить хотя бы подобие улыбки. – Они часто вас навещают?
– Этого народу прежде в доме хватало, – признался Пинчук, – но я их отвадил.
– Почему? Их запах тоже не нравился Оксане?
– Это я, я их на дух не переношу! Проклятые попрошайки! Так и норовят что-нибудь выклянчить. Или стянуть то, что плохо лежит. – Вспомнив, как он охаживал кием подвыпившего племянника, вздумавшего лапать Ксюшу, Пинчук перешел на крик. – Я терпеть не могу тех, кто пакостит у меня за спиной, предупреждаю раз и навсегда. Если вам взбредет в голову… – Он запнулся.
– Стибрить чайное ситечко? – подсказал Бондарь. – Похитить мельхиоровую вилку? Умыкнуть томик любимого поэта?
– Извините. Кажется, я погорячился.
– Но теперь успокоились?
– Вполне.
– Тогда продолжим.
Это было сказано так вежливо и холодно, как если бы Бондарь предложил Пинчуку возобновить прерванный поединок.
В какой-то мере так оно и было. Бондарь стремился пробить глухую защиту, в которую уходил собеседник всякий раз, когда разговор заходил о его жене. Складывалось впечатление, что Пинчук скорее застрелится, чем позволит бросить на Оксану хотя бы тень подозрения. Так слепо можно любить только в старости и только отменных красавиц.
Или коварных гадин, что зачастую одно и то же.
К тому моменту, когда седан вырвался за черту города и покатил по объездной дороге, Бондарь узнал почти все, что хотел узнать, так что его вопросы разделялись все более длительными паузами. Наиболее вероятным каналом утечки информации ему представлялся тандем мадам Пинчук с регулярно навещающей ее массажисткой. Почему молодая и наверняка интересная женщина предпочитает массаж на дому, вместо того чтобы развеяться в шикарном фитнес-клубе?
Ответ напрашивался однозначный: массаж служит лишь ширмой для каких-то более сложных отношений. Если это модная лесбийская любовь, на которую намекала покойная Милочка, то неспроста. Вербовка агентов, как и в древности, зиждется на трех бессменных китах: деньги, секс, разного рода наркотики. Сочетания этих ингредиентов могут быть самыми разнообразными, но суть всегда одна. Заключается она в умелом подборе наживки, на которую обязательно клюнет жертва. Похоже, нечто подобное произошло с Оксаной. Она клюнула.
Ловко сработано, подумал Бондарь. Визиты массажистки не вызывают ревности у Григория Ивановича, который ограничивается тем, что оберегает жену от посягательств лиц мужского пола. В своем маразме престарелый ревнивец дошел до того, что запретил охранникам переступать порог дома, предпочитая держать их на расстоянии.
– Они, что же, и по ночам снаружи караулят? – поинтересовался Бондарь, вспомнив об этом.
– Почему бы и нет? – откликнулся Пинчук. – В машине тепло, а в случае тревоги парням ничего не стоит прибежать в дом. У каждого из них есть телефон и оружие.
– Но дверь ведь заперта изнутри?
– Если понадобится, я им открою.
– Не проще ли снабдить охранников запасным ключом?
– Перебьются! – фыркнул Пинчук. – Нечего им в доме делать. Здоровые безмозглые жеребцы. Понатопчут везде, пепла натрусят или… – Он осекся. Не объяснять же постороннему человеку, что без охранников ему живется гораздо спокойнее. Уж они не упустят возможности погарцевать перед Оксаной в отсутствие хозяина. И еще неизвестно, чем закончится это гарцевание. Вернее, слишком хорошо известно. Молодая кровь горяча и быстро бьет в голову. – Жеребцы, – убежденно повторил Пинчук. – Свежий воздух им только на пользу.
Бондарь внимательно посмотрел на него:
– Имеются в виду те рысаки, которые встретили меня в вашем офисе?
– Да, но один из них уволился.
– Почему? – насторожился Бондарь.
Ответ был преисполнен желчи:
– Если мне не изменяет память, то вы сломали ему палец.
– Вот уж нет, я сломал пальцы обоим, – возразил Бондарь. – И что же, один из них отличается особой выносливостью? Или преданностью?
– Его зовут Витя Малеев. Неплохой парень, хотя слегка приблатненный. – Поразмыслив, Пинчук добавил: – На него можно положиться.
– Он ваш единственный охранник?
– Витя дежурит вместе с двумя новичками… их имена вылетели из головы.
– Их кто-то сменяет? – спросил Бондарь.
– Нет. Я нанял парней только вчера вечером, по Витиной рекомендации. Спят по очереди прямо в микроавтобусе. Комфорт минимальный, зато зарплата очень даже приличная.
– Я посоветовал бы вам воспользоваться услугами профессионалов. Обратитесь в охранную фирму.
– За ваши деньги – всегда пожалуйста, – буркнул Пинчук.
Памятуя о том, что неизвестные дали ему трое суток на размышление, он не спешил раскошеливаться на обеспечение собственной безопасности. Подобная беспечность нравилась Бондарю все меньше и меньше.
– У вас есть пистолет? – спросил он.
– Был. Но я не собираюсь им пользоваться.
– Почему? – искренне удивился Бондарь.
– Это мое личное дело. Считайте это моим бзиком. – Пинчук раздраженно пощипал кустистую бровь. – Я не собираюсь ни в кого стрелять.
– Даже если придется защищать Оксану?
– Я бизнесмен, а не ковбой. Немолодой, между прочим. Стреляют пусть другие. Те, кому за это деньги платят.
Произнеся эти слова, Пинчук со значением поглядел на Бондаря, который, казалось, целиком сосредоточился на управлении автомобилем.
По обе стороны от шоссе проплывали черные поля, усеянные сухими стеблями подсолнухов. Глядеть на них было тягостно, как будто путь лежал мимо останков несметного воинства, полегшего в битве неизвестно за что, непонятно во имя какой цели.
