мозгу не прозвучало насмешливое:
«Да-да, ты обязательно услышишь голоса и шум машин. Но что за люди это будут? Уж не Гванидзе ли, разыскивающий тебя по всей округе? Не бородатые ли боевики, бродящие по горам? На что ты надеешься, дура?»
Вероника несколько раз глубоко вдохнула свежий запах хвои. Это придало ей решимости. Примерно через полчаса она перевалила через отрог и почти бегом устремилась вниз, радуясь тому, что идти стало легче.
Легкий ветерок шелестел в верхушках сосен. Неутомимо долбил дерево дятел. Где-то далеко каркала ворона. А еще дальше, на границе слышимости, прошумела и стихла невидимая машина.
Машина? Значит, прямо по курсу лежит дорога, потерянная Вероникой. Приложившись к фляге, она заставила себя ускорить шаги. На каждую ногу будто подвесили по пудовой гире, неприятная тяжесть чувствовалась и в животе, где то и дело начиналось протестующее бурление. Однако ничто не могло остановить Веронику, обретшую надежду на спасение.
Ветерок приятно холодил ее распаренное лицо, когда она прокладывала путь сквозь густой кустарник, не обращая внимания на шипы и колючки, которые рвали одежду и царапали руки. В растрепанные волосы нацеплялось так много листьев и сосновых иголок, что Вероникина шевелюра напоминала разоренное воронье гнездо. Однако собственная внешность волновала Веронику в последнюю очередь. Вторично услышав отдаленный гул мотора, она издала истеричный смешок и бегом устремилась вниз по склону. Обретя второе дыхание, она перескакивала через полусгнившие древесные стволы, оскальзывалась, падала, вставала, снова бежала. Наградой за целеустремленность стала серая лента шоссе, показавшаяся в просветах между листвой.
Добравшись до дороги, Вероника ничком упала на землю и несколько минут не шевелилась, приходя в себя после отчаянного марш-броска. Когда силы и дыхание отчасти восстановились, она продралась сквозь ветки кустарника и осторожно выглянула из низких зарослей. Перед ней лежал трехсотметровый отрезок пустынной дороги. Слева и справа ее закрывали высокие утесы, однако за одним из них нарастал рокот автомобильного двигателя.
Приготовившись выскочить на обочину с поднятой рукой, Вероника тем не менее не спешила покинуть укрытие. Было бы глупо напороться на джип Гванидзе теперь, когда спасение казалось таким близким.
– Ну, – прошептала Вероника. – Давай, господи! Хватит надо мной измываться. Я больше не могу тут оставаться. Я хочу домой.
На этот раз всевышний не заставил себя упрашивать. Гул мотора почти стих, но тут же сделался громче. Из-за поворота выскочил симпатичный зеленый автомобильчик, напоминающий майского жука. За передним стеклом виднелись две головы, мужская и женская. Придерживая флягу, болтающуюся на боку, Вероника съехала по каменистой насыпи и замахала руками, торопясь привлечь к себе внимание. Заподозрив, что автомобильчик не собирается притормаживать, она выбежала на дорогу, крича:
– Стой! Остановитесь, вы! Заберите меня отсюда!
Водитель продолжал мчаться прямо на нее. За миг до неминуемого удара Вероника зажмурилась и стиснула зубы. Больше она ничего не успела сделать.
Гуд бай, Америка, о!
Чем больше приближался Бондарь к дому Гванидзе, тем сосредоточеннее и неразговорчивее он становился. Он не имел права на промах. Задача, поставленная перед ним начальником оперативного отдела, оставалась невыполненной и в принципе не могла быть выполнена так, как виделось это на Лубянке. Роднин ни разу не позвонил Бондарю, полагая, что тот справился с делами и неплохо проводит время, предпочитая нежиться на ласковом солнышке, вместо того чтобы спешить в слякотную столицу. Представить себе лицо полковника, которого поставили в известность о задержке подчиненного, было несложно. Тирады, произнесенные им по этому поводу, тоже не являлись для Бондаря тайной. Наверняка Роднин ругался на чем свет стоит. Еще бы, решение принималось без него! Мистер Кайт из ЦРУ связался с руководством ФСБ и заявил, что капитан оперативного отдела Управления контрразведывательных операций господин Бондарь изволят задерживаться.
Роднин, понятное дело, взбеленился. Ведь он даже не подозревает, в какое осиное гнездо угодил подчиненный. Американские спецы и грузинские жандармы действуют заодно, желая всеми правдами и неправдами выгородить бывшего полевого командира чеченских боевиков. Причина Бондарю была неизвестна, да он и не стремился пролить свет на сию темную историю. В его распоряжении оставались сутки, от силы двое.
На карту было поставлено все. Как говорится, или гой еси, добрый молодец, или хрен соси, красна девица.
Бросив задумчивый взгляд на спутницу, Бондарь поинтересовался:
– Что собираешься говорить шефу, если он позвонит?
– Не позвоньит, – беспечно ответила Лиззи.
– Откуда такая уверенность?
– Бэттэри… Эккьюмюлятор…
– Аккумулятор?
– Да. Он мертвый, Женя.
– Ты его разрядила? – восхитился Бондарь.
– Это льючше, чем лгать, – улыбнулась Лиззи.
Тут бы поощрительно потрепать ее по взъерошенным ветром волосам или даже отечески чмокнуть в щечку, но осуществить не удалось ни первое, ни второе. Из кустов на дорогу вывалилось странное существо, внешнему виду которого позавидовало бы любое огородное пугало.
Такие попутчики были Бондарю не нужны. Да и вообще в его планы не входило общение с какими-либо чучелами. Не сбавляя скорости, он ехал вперед, рассчитывая, что в последний момент человеческая фигура отпрыгнет в сторону. Этого не произошло. Чумазая физиономия чучела выражала решимость умереть, но не уступить дорогу. Попытка обогнуть его на полном ходу могла закончиться трагически. Выругавшись, Бондарь затормозил.
Чучело упало грудью на капот, хватаясь грязными руками за «дворники» и причитая:
– Возьмите меня, возьмите меня! Я Вероника Зинчук!
– Кто это? – спросила потрясенная Лиззи.
Бондарь, приготовившийся обложить чучело матом, присмотрелся и присвистнул:
– Сдается мне, перед нами действительно Вероника Зинчук собственной персоной.
– Кто она такая? – неприязненно осведомилась американка.
– Эстрадная певичка.
– Вы знакомы?
– Я – только заочно, – буркнул Бондарь. – Впусти-ка ее, Лиззи.
– Она очьень грьязная, твоя пьевица, – процедила американка.
Наткнувшись на устремленный ей в переносицу взгляд, она неохотно подчинилась. Через несколько секунд лохматое существо в мужской одежде плюхнулось на заднее сиденье «Рено» и повторило:
– Я Вероника Зинчук. Меня насильно удерживали в плену. Я сбежала. Помогите мне добраться хотя бы до Тбилиси, я вас отблагодарю, клянусь!
– А вином вас тоже поили насильно? – спросил Бондарь, принюхавшись. Убедившись, что от женщины, представившейся певицей, попахивает не только перегаром, но и общей запущенностью, он опустил боковое стекло до самого низа.
– В Тбилиси! – воскликнула Вероника.
– Мы едьем в другой сторона, – заявила Лиззи, у которой неожиданно прорезался совершенно чудовищный акцент.
– Погоди, – остановил ее Бондарь, продолжая разглядывать незнакомку.
Похоже, она не была сумасшедшей или самозванкой. На него смотрела крайне измотанная, осунувшаяся, одичавшая и прилично подвыпившая Вероника Зинчук, сомнений в этом не оставалось. Опасаясь, что ее вот-вот вышвырнут на дорогу, она сбивчиво заговорила, стараясь донести до слушателей весь трагизм своего положения.
Как только прозвучало имя Давида Гванидзе, Бондарь сунул в рот сигарету и не
