сменки.
Не сказав друг дружке ни слова, они вернулись обратно и доложили учительнице, что Стася никуда уйти не могла.
– Пойдемте со мной! – распорядилась Татьяна Яковлевна. – Нужно пройтись по всем этажам и подергать двери в классы. Возможно, какой-то кабинет забыли запереть. Стася могла забраться туда и задремать.
Еще полчаса они ходили по этажам и дергали все двери. Ходили всем скопом, иногда встречали мечущихся по школе техничку и классную. Обессилев, присели на корточки у библиотеки. К ним почти сразу подошла учительница и сказала подчеркнуто спокойным голосом:
– Все, девочки, расходитесь по домам. И не вздумайте друг дружку провожать. Через десять минут я позвоню вашим родителям и спрошу, вернулись ли вы.
– Стася нашлась? – спросила Юлька.
– Нет, – с тем же наигранным спокойствием ответила учительница. – Сейчас сюда приедет милиция. Идите.
И они спустились, торопливо натянули пальтишки и почти побежали к проспекту – знали, что учительница слов на ветер не бросает. Когда пересекали школьный двор, им навстречу попались какие-то люди, мужчина и женщина. Поддерживая друг друга, они торопливо шагали к зданию школы, но замерли на мгновение, напряженно вглядываясь в лица девочек. А когда прошли, Вероника прошептала севшим от страха голосом:
– Это Стасины родители. Я знаю, мы с ними по соседству живем. Значит, им уже позвонили. Ну, куда же она могла подеваться? Ей никто не ответил.
Последующие дни Вероника запомнила как-то смутно. Помнила, как ее прямо с урока вызвали в учительскую, где сидели два милиционера. В присутствии классной ее расспрашивали о том вечере, и Вероника честно пыталась вспомнить все до малейшей детали. Потом разговаривали со всеми четырьмя девочками одновременно.
Еще запомнилось, что они почему-то очень мало общались между собой после того происшествия. Алия, та, понятно, сразу отошла в сторону, и едва ли до переезда в другой город Ника перемолвилась с ней хотя бы словом. Но и с Сашкой, и с Юлей они почти никогда не говорили о Стасе. Говорить о ней было тревожно и почему-то стыдно. Словно они были в чем-то виноваты и теперь очень боялись признаться друг другу, что они – сообщницы.
Город полнился слухами. Возникла версия о маньяке со связкой ключей от всех городских школ. Якобы по вечерам он проникает туда и остается до утра, заодно охотится на задержавшихся учеников. После Нового года в одной из школ в самом дальнем углу раздевалки обнаружили странное лежбище: несколько брошенных друг на друга одеял и обувной мешок, набитый забытыми свитерами и шапками, на месте подушки. Город охватила паника даже большая, чем после исчезновения Стаси. Все школы поспешили изыскать дополнительную ставку и нанять настоящего ночного сторожа-мужчину вместо техничек, многие из которых наотрез отказывались оставаться в школах после заката. На входные двери срочно навешивались внутренние засовы.
Когда стало ясно, что Стасю не найдут, Вероника физически почувствовала, как изменилось к ней отношение в классе. На нее смотрели так, будто она была замешана в чем-то ужасном, отвратительном. Чувствовали ли то же самое другие девочки – она не знала, а спрашивать боялась. А потом наступил тот день, когда какой-то младшеклассник, глянув тревожно ей вслед на школьном дворе, крикнул срывающимся фальцетом:
– Палочка за Стасю!
А другие мальчишки подхватили, начали скандировать:
– Найди Стасю! Найди Стасю!
А хуже всего было другое. Стасины родители жили в соседнем подъезде. Раньше Вероника встречала их от силы раз в месяц, мычала торопливое «Здрас-сти» и пробегала мимо. А теперь видела почти каждый день. Наверное, потому, что после исчезновения дочери они почти не сидели дома, вечно торопились куда- нибудь, шли в очередную инстанцию справляться, как идут поиски Стаси. Всегда вдвоем, всегда прильнув друг к дружке, словно горе превратило их в сиамских близнецов.
Они никогда ни о чем не спрашивали Веронику, просто молча смотрели на нее, словно ожидая, что она первая заговорит с ними.
А потом родители увезли Веронику в Новый Уренгой. Догадались, что ей больше нельзя оставаться в этом городе. И Ника точно знала: если бы не тот переезд, родители не оставили бы ее одну на этом свете так рано. Одна беда повлекла за собой другую. Одна вина повлекла за собой новую вину, в сто раз сильнее прежней.
– Ты думаешь о Стасе? – Сашка тронула ее за плечо. – Это хорошо, что тебя тогда увезли в другой город. Помню, так ужасно бывало, когда в школу приходили Стасины родители. Я всегда в таких случаях сразу сбегала с уроков.
– Зачем они приходили?
– Я не знаю...
– А я знаю, – влезла в разговор Юлия. – У меня в детстве был котенок. Однажды я вынесла его на пустырь, заигралась с ребятами, потом спохватилась – а его нет. Исчез. Я каждый день приходила на тот пустырь и звала его. А потом всякий раз, когда оказывалась в том месте, заглядывала под каждый куст и снова звала. Даже через много лет, когда его и в живых уже быть не могло. То же и Борские. Ведь Стасю последний раз видели в школе, она просто физически не могла уйти из запертого здания. Наверное, им казалось, что их дочь, живая или мертвая, все еще находится где-то в школе. Они приходили, потому что надеялись отыскать ее.
Вероника передернулась от пробежавшего по жилам противного холодка.
– Да, Юлька права, – тихо продолжила Сашка. – Сперва их хорошо принимали, приглашали в учительскую, поили чаем. А потом стали шарахаться, как от прокаженных. Специально наняли нового сторожа, который просто не пускал их на порог. Знаешь, когда моя дочка пошла в школу, я ужасно не хотела вести ее в это богом проклятое место. Но школа считалась самой лучшей в городе, родня мужа настояла... Так вот, через несколько месяцев Катюша пришла с продленки и вдруг сказала мне:
«Знаешь, мамочка, а в нашей школе нельзя играть в прятки».
«Почему?» – спрашиваю.
«А потому что однажды большие девочки играли в прятки, и одна из них спряталась так, что ее никогда больше не нашли. Будешь играть в прятки, спрячешься где-нибудь, – а найдет тебя призрак той большой девочки».
Я тогда плакала так, как никогда в жизни. Было невозможно поверить, что Стаська, такая живая, теплая, которая могла вместе со мной водить детей в школу, – превратилась в призрак, в страшилку. И как же я была рада, когда эту школу отдали толстосумам и всех распихали по другим школам!
– Знаете, – сказала Юля, когда замолкла Сашка. – А мне кажется, я знаю, что произошло, почему нас собрали вместе.
– Почему?! – вскрикнули хором Вероника и Сашка. Только Алия осталась безучастной.
– Пока не скажу, – с надменным видом ответила Юлия. – Вы знаете, я не люблю ошибаться. А потом, это так очевидно, что почему бы вам самим не догадаться?
Самолет приземлился в Пулкове. Их встречали на двух машинах. В одну сели женщины, в другую – Координатор. И сразу машины развернулись в противоположную от Питера сторону. У Вероники заныло в груди – она поняла, что ей не избежать новой встречи с городом, из которого когда-то она почти что спаслась бегством. А вот Юля и Сашка, напротив, оживились, прилипли к окнам. Они ехали домой. Только Алия оставалась бледной и погруженной в себя, и Ника старалась не смотреть в ее сторону. Она гадала, где их поселят. Отвезут ли в гостиницу или куда-то еще? Позволят ли Сашке навестить родных?
Но того, что случится на самом деле, она и вообразить не могла. Их сразу повезли к школе. Поняв это, Вероника задрожала. Вдруг мелькнула мысль: «Эта школа больше не отпустит меня, как когда-то не отпустила Стасю. Все кончено, круг жизни замкнулся».
Сашка погладила ее по плечу и прошептала на ухо:
– Не бойся, там все сейчас изменилось. Ты даже не узнаешь нашу старую школу.
