вдруг про отца заговорила, за столько лет в первый раз. Николай! – Она решительно обернулась к юноше. – Вы уж на нас не серчайте. Теме несладко в этой жизни пришлось, да и для меня эта новость, прямо сказать, не из простых. Вы уж уходите сейчас, дайте нам время все обдумать. Даже если эта дурочка малая будет вас удерживать, вы уж лучше пока идите. Не сердитесь?
– Нет, Генриетта Павловна, – вполне спокойным голосом проговорил Николай. И повернулся к Ладе: – Я пойду, Лада. Но мы с тобой еще обязательно увидимся. Если сама захочешь, конечно.
На глазах Лады выступили слезы. Было ужасно обидно, что Николай послушался тетку и так легко согласился уйти. А если она попросит его остаться? Нет, лучше и не пробовать, чтобы самой не попасть в дурацкое положение.
– Хорошо, иди, – нехотя проговорила она. – И жди меня завтра на том же месте, где мы познакомились. Утром, до обеда. Будешь?
– Буду, – твердо пообещал Николай. И вышел из номера.
– Ты никуда не пойдешь! – немедленно заверил ее Артем. – И вообще, я сейчас же поговорю с Андреем, пусть меняет билеты и увозит тебя в Питер.
– И как вы меня повезете? – заинтересовалась Лада. – Усыпите и в мешок засунете? Добровольно ведь не получится.
Брат с безнадежным видом опустился на диван, прикрыл рукой глаза. Тетка рухнула на кровать рядом с Ладой, закурила сигарету и утопила нижнюю часть лица в многочисленных жировых складках. Номер погрузился в тишину, которая, наверно, повисает над полем боя, когда сам бой закончен. Артем искал слова и собирался с силами для нового сражения с сестрой. Непроизвольно морщил лоб и шевелил губами. Когда он заговорил, в голосе его звучала отчаянная надежда быть понятым.
– Лада, сестренка, дело ведь вовсе не в том, что отец этого типа убил нашу маму. Хотя, даже если б только это, я все равно не понимаю, как это возможно… приглашать его в гости, разговаривать, как будто ничего не случилось. Но это дело твое. Я бы не вмешивался.
– Так в чем же тогда проблема? – нетерпеливо воскликнула Лада. Она так внимательно следила за речью Артема, что даже голова разболелась.
– Тебе нельзя с ним встречаться. Это… это может все перечеркнуть, все, ради чего мы приезжаем и живем неделю в этом городе. Ну, ты же теперь знаешь, в чем дело! Неужели не можешь понять?
– Да что понять?! – совсем растерялась Лада. – Говори толком, я твоих намеков не секу!
– Всего сказать я тебе не могу.
– Ах, не можешь! – воспрянула духом Лада. – Так я и не желаю ничего слышать! Все это простые отговорки, чтобы помешать мне жить, как мне хочется! И ничего у тебя не выйдет! А на свидание я завтра все-таки пойду!
– Дура! – взорвался Артем. – Маленькая тупая предательница! Отец этого типа лишил тебя матери, а из-за его сыночка у тебя никогда больше не будет отца! Ты этого хочешь? Тогда иди, держать не стану!
Тема выскочил из номера. Лада несколько секунд смотрела ему вслед, потом перевела взгляд на тетку:
– Тетя, что это такое он имел в виду?
Приоткрытый рот и блуждающий взгляд тетки выдавали ее полнейшее замешательство.
Ночью Лада почти не спала, беспокойно ворочалась на сбитых простынях и вынашивала план мести родным за наплевательское отношение к ее желаниям. Тетка, не сомневалась девушка, в конечном итоге примет ее сторону. Она и прежде всегда защищала Ладу от братьев, твердила, что они, как женщины, должны выступать единым фронтом. И все-таки тетку необходимо было немного помариновать – и весь остаток дня Лада пролежала, уткнувшись носом в стенку. А утром проснулась куда раньше обычного. В номере еще висел полумрак, в смежной комнате тетка выводила носом рулады.
Лада сползла с кровати, боязливо ступила на поврежденную лодыжку – и с удовольствием отметила, что та уже почти не болит. Правда, идти было немного неловко, приходилось ставить ногу на носок, иначе тянуло в голени. Но и идти-то было всего ничего: номер братьев был в конце коридора. Лада очень надеялась, что Артем уже удалился на традиционную пробежку.
Мишу она обнаружила лежащим в постели с пачкой чипсов под боком и с растрепанной книжкой в руке. Брат без конца читал какие-то воинственные фэнтези. На вошедшую сестру глянул с удивлением и легкой досадой.
– Тети тут нет, – пробормотал с набитым ртом. – Она шпит еше.
– А мне и не надо. Я вообще-то к тебе пришла.
Миша аж поперхнулся от неожиданности – многие годы они с сестрой почти не разговаривали и уж точно никогда не искали общества друг друга. Подросток откашлялся и сел ровно, во все глаза разглядывая Ладу.
– Миша! – заговорила девушка и заметила, что у нее от волнения не попадает зуб на зуб. – Ты должен мне кое-что рассказать…
– Когда это я тебе что-то задолжал, не припомню, – немедленно ушел в глухую оборону тот.
– Ну, перестань, столько времени прошло, ты наверняка уже можешь мне все сказать… Ты помнишь ту ночь, когда наш папка… ну… ушел навсегда? Тебя тогда взяли с собой. Помнишь?
– Помню, естественно, – хрипло проговорил Миша и заерзал. Конечно, он не ожидал, что разговор зайдет об этом.
– Скажи, зачем они тебя взяли? Что было той ночью? Почему ты потом так странно себя вел, рот зажимал, не хотел ничего мне говорить?! – сжимая руки у груди, почти взмолилась Лада.
Несколько минут в номере было тихо. Лада, замерев, с мольбой взирала на брата, а тот неспокойно крутил головой, пытаясь собраться с мыслями. Потом сказал:
– Да это давно уже не тайна. Просто тебе всегда было наплевать. В общем, меня взяли с собой, чтобы я нес фонарик.
– Как это? – растерялась Лада.
– Ну как, как?! Очень просто. Здесь же ночи темнющие, забыла уже, что ли? Идти нужно было через лес, там ближайшая дорога к станции. А у папы были обожжены руки, он ничего не мог в них взять. Брат тоже: он нес в руках какой-то сверток, а еще поддерживал отца. Кто-то должен был светить фонариком, чтобы они хотя бы с тропинки не сбились. Вот я и шел впереди – светил.
– А потом? – жадно спросила Лада.
– Потом вышли на станцию. Только там пусто было, электрички же по ночам не ходят. Но отец настаивал, чтобы мы возвращались домой, что, типа, ты там совсем одна. Все твердил: «Лада проснется и испугается». С братом попрощался, потом присел возле меня, попросил его обнять – сам же не мог. И сказал, что, если я хочу еще когда-нибудь его увидеть, я не должен никому на свете говорить, что в эту ночь выходил из дому. Нет, не так: я должен на все вопросы отвечать, что спал в своей кровати до утра, ничего не видел и не слышал. Потом мы с Темкой вроде как ушли. А на самом деле брат в кустах залег и все на перрон смотрел. А я уснул, наверно… потом, кажется, поезд прошел, я проснулся от гудка, глянул на перрон, а там уже никого нет. Ну, домой меня Темка на руках тащил. По дороге еще от себя добавил, что, если я кому-нибудь проболтаюсь насчет этой ночи, у меня на губах и языке вырастут огромные гнойные болячки.
– Ты знал, что сделал отец?
– Тогда нет, – тусклым голосом произнес Миша. – Потом, уже в Питере, спросил у брата, и он все мне рассказал. Правильно батя сделал, что замочил этого гада! – вдруг выкрикнул он. – Жалко, что я тогда совсем мелкий был, не мог вместе с ними на дело пойти!
– С ними? – Лада захлопала ресницами.
– Конечно! Темка же с отцом был, помогал ему!
– А куда сверток делся? – переключилась на другое Лада. Ей почему-то совсем не хотелось разделять энтузиазм младшего братишки.
– Сверток? – нахмурился Миша. – Да не помню я! У брата на обратном пути руки свободные были, в смысле, он меня тащил. Значит, сверток остался у отца. А ты чего вдруг решила об этом спросить? Из-за парня, да, сыночка того гада?
– Понятно, ты уже в курсе, – вздохнула Лада.
– Вечно ты влипаешь с мужиками, сестренка, – с теткиной интонацией пробормотал Михаил. – Прямо
