в глазах забытая печаль —печать призрения прозрения над «Штоссом».1982.ВозвращениеИ даже ты, мой дивный, чуткий садс плохою негою безликих встреч,глаза налил мне кровью – странный раб.Хочу я видеть, принесите свеч.Умно и нежно ты меня растил,душил, испытывая сердце мне,я нем стал, зол, тебя в себе любил,я позабыл, что я отдам тебе.Зачем же ты вернулся в старый сад?Зачем ты с тенью в воды погружен?Молчанием не покоришь путь в ад,зачем лежишь усталый и сражен? О, слезы, где вы? Услады дайте.И люди безраздельной красоты,придите ради смерти и играйте,оставьте мир свободный от игры.И дайте мне последние глаза,не вижу, не вижу света своего.Хоть кто-нибудь. Кончается роса.Помогите, ради бога своего.1982.АктТатьянеВ спине кобылы дама ржет устало,из глаз глядит веселый, жесткий Яхве,на локти голая Татьяна встала,молитвой пух сожгла и вскрыла язву.Водой наполню детское пространство,мой меч засунется в еврейский сад,проверит деву гоя христианством — крик времени упал в живот и ад.Эх, дом! Здесь все пропитано свободой,свободой вольных оргий и безумств,здесь сад сопокупляют небосводы,здесь лжет тысячеликий бог Перун.Я летом был, а осенью меня не стало.Весенний клоун захлебнулся в славе;хватаю время головой назад,он, клоун, мертв, ожить он будет рад.О, диво, видеть белую еврейку.Сосок груди пою. Я- канарейка.1982.БратьяЯ вновь вернулся в дряблый, влажный сад,он месит воздух грязной бородой,увидел странника, дрожит худой —целует, липнет, мочит средний брат.Ты Флоре врал, мешая кровь слезой,но кровь текла из мелких, тихих ран;ты слезы взял в луноседой раздан,кот-мусульманин бил тебя лозой.Зеленый свиток мчался пред тобой,прикинувшись пантерой голубой,ты побежал к пустынной колыбели,и лебеди в груди твоей свистели.Мулла, качая тело, пел о розе,он добрый, как горилла, он в чалме,целует землю, любит змея позу,огромный он, гортанный Мохаммед.1982.После обедаЯ под подушкой ожерелье диких крыс держу,мне холодно и не тепло в туманном, тонком доме,бывает жутко по утру найти в руке слезу,я жалуюсь земле, приходят утренние гномы.Зачем кровь портит гуманизм, зачем культура?Пожалуй, трудно жить. Друзья мои, туман и кошка,куда идти? Мужчина, ты в лесу, иду с лукошком,купил билет, вожак я и создатель хора.За ароматом яблок сада в рот влетит роса,я выросший над временем, а дети без отцас пустым желудком спят в девичьем доме вне забора;приказывать святым нельзя, но женщине покорны.1982.Метро- поэзия(поэма)– Ты знаешь это кто?– Но у него женское лицо!В гостиной сатана готовит передачуи, отвечая богу, он изыскивает тон.Длинный труп разлегся по склону платформы,он мягкие конечности положил под подбородок,улыбается и смеется иногда.С потолка падает на грудь свет,дети и механизмы выстроились в ряд и ждутсвоей очереди.Кто первый?!Одичавшие толпы механических игрушекпереместились в центр круга,лопасти эскалатора рубят их,как снег рубит дождь.Она – дочь моя – выдвинула подбородок,прижала к груди глаза и ушла в окно,ласково светит лампочка в груди,тёмные порывзорванного вагоназаполнены до отказа мозгом,который вдруг вспух и разошелся, не доверяя черепу.В перископы пустых глазниц вагонасквозь маску девственности заглядывает дочь —на губах крошево костное,стены метро привалились к магнитному сердцу мертвеца.Он руководит события и гложет пространствос заднего хода.Воздух превращён движением в редуктор,к его колесу пристроена волосяная передача —церемония обрезания и передачи волоснапоминала псалмопения по случаю мёртвыхСемена и Вознесения.Серебрянная улыбка прошлась колесом по лицам,собравшихся в баре морга,труп-бармен легко выпростал оторванную руку — и зашагал, дурашливо виляя чужими бедрами,женщина разорванная пополам,иронически загримасничала и попросила смерти,бармен, слепо двигая губами, взошел на трони ввел в историю Огненные Глаза Машинистаи тупые слезы общества.Ген-событие в вагоне из металла.Дежурная с красным верхом переговоры ведет по телефону.Сырой визг «скорой помощи»,шально взметнув панику, вошел носилками в переходы,где стоят поезда-волкодавы,и со скоростью бреда в обнимку с букетамиони падают на рельсы с глухим звуком волчьего воя,да вспарывают животы колесами Метростроя.Стыдится труп покойный —на голове крылами аисты махали,и грудь роженицы скрипела как заноза,и мать сидела на макушке как минога,молитвенно склонив колени.И тот, кто умер, не воскреснет, разве что,заговорит последним языком.Мозг превращен в жемчужины, в кораллы кости,а стекла превратились в глаз,и воздух вмиг набряк, зашевелился толстыйи поселил в себя людей косяки клекот толп, вдруг наречённых смертью.Ручей стремится. Струится жидкость —пятки женщин и руки распростертых ниц мужчиннеторопливо огибая,волочит волоски, ресницы к водопаду,и чей-то глаз катится по оси.Где тень стонала роскошью покоя,машины выли, обручаясь с жизнью,сошел на землю слесарь.С убийством эскалатора открылись небеса.В костюме слесаря сошёл на землю ангел,предчувствие не обмануло лишь его,и цепь эмоции надорвалась наруже,и первая старуха покатилась как полушка,ее черты застряли в полпути полета,и раскосматилась чужая жертва, цепи обнимая,и зашипели воздухом ее беззубые уста,зачем-то сжав соседних два звена одной цепи.Сомненья ангела рукой дантиста скреплены.Последний человек закинул женщину на новые стропила,смеетсяпадая,и с братом не простившись, застывает он на мраморе потухшем.На груду чьих-то тел походкой разнойсходят люди, обрекшие себя на будни в небесах.Им, что, за плавники цепляться рыбы будут просто,и обниматься станут люди на движимой структуре марта.Студент выходит на свободуи просит щетку для одежды —сторонних тел живые крошки, соседей по полету он счищает.Ребенок на юлу похожий,засунув руку в голову пустую, кричит,на помощь призывая к людям.В его крови уже купаются потомки,и он растет и учится спасать от крови кровью.Топор опущен, лезвие отсекло звенья карусели,палач в пивной сосет из кружки пиво,и похмелье бьется в сдавленной груди,и умирает вместе с сердцем роженицы, котороепод головой старьевщика нашло покой, —старьевщику теперь наполненное брюхо женщины —последнее, что видел на экране жизни.И несмотря на буйное веселье беспокойстваи странный клекот раненой толпы, загнили бубенцы,продались тишине больные пасти мегафона.1982.ЭпидемияавторуБолел чесоткой я срамной, мешал я с серой водку,ночами я не спал, сосок чесал, першило в глотке.Пойду я
