Кульбиты истории
Воспоминание о Рузвельте всегда вызывало у Сталина чувство жалости к этому человеку. Рузвельт не дожил до победы 27 дней. Несмотря на различие мировоззрений, идеологий, классовой принадлежности, они часто находили общий язык в решении сложных военно-политических и экономических проблем. Он не был оголтелым антисоветчиком, каким был Черчилль. Защищая классовые интересы своей страны, Рузвельт мог учитывать и интересы партнера. Сталин считал его здравомыслящим политиком и человеком.
Впервые они встретились на Тегеранской конференции, а до того вели активную переписку по координации союзнических действий в войне. Именно Рузвельт первый заговорил об оказании Советскому Союзу помощи в борьбе с фашистскими захватчиками. Еще до нападения Германии на СССР в Вашингтоне знали о замыслах Гитлера разгромить Советский Союз. Это не на шутку встревожило руководящих деятелей США. Стали просчитывать все возможные варианты развития событий. С одной стороны, хорошо, если Германия разгромит советскую Россию, но с другой — нет гарантий, что после разгрома Советского Союза Гитлер и Япония не нападут на Америку. Взвесив все «за» и «против», решили помогать Советскому Союзу. Все-таки лучше смотреть на войну со стороны, чем самим в ней участвовать.
Интересно отметить, что такая позиция Америки не понравилась английским политическим деятелям. Прибывший в Вашингтон новый посол Великобритании лорд Галифакс предложил сократить поставки в СССР, заявив, что Англия опасается, что в случае войны (Англия также была информирована о нападении Германии на Советский Союз) они попадут в руки Гитлера. Это был благовидный предлог лишить Советский Союз всякой помощи.
К слову сказать, ни Англия, ни США не верили в способность Советской Армии и правительства СССР оказать серьезное сопротивление фашистской Германии. Тем не менее, Рузвельт не отказался от намеченной им программы помощи СССР. Он смотрел дальше английских политиков. Тут стоит привести выдержку из книги сына президента, Элиота Рузвельта, «Его глазами». В ней воспроизводятся следующие слова, характеризующие позицию президента.
— Ты представь себе, — говорил Рузвельт сыну, — что это футбольный матч. А мы, скажем, резервные игроки, сидящие на скамье. В данный момент основные игроки — это русские, немцы, китайцы и, в меньшей степени, англичане. Нам предназначена роль игроков, которые вступят в игру в решающий момент… Я думаю, что момент будет выбран правильно…
Если отбросить иносказательность, то мысль президента звучит просто: пусть немцы и русские убивают друг друга, а когда их силы истощаться, тогда и мы заявим о себе.
Сталин понимал, какие политические игры ведут США и Англия, но он не мог говорить о них прямо. Стоило ему только намекнуть на их истинные цели, как они тут же разыграли бы сцену оскорбленной невинности. Поэтому он принял их правила игры. Ему важно было создать антигитлеровскую коалицию.
Хотят того или нет западные страны, но они будут вынуждены пойти на союз с большевистской Россией и помогать ей в войне. Это они будут делать не из любви к Советскому Союзу, а из страха перед Гитлером.
Сталин в который раз оказался прав.
Действительно, история иногда преподносит удивительные кульбиты: союз коммунистов и империалистов из их числа. Однако роли в этом объединении распределяются отнюдь не справедливо. На долю СССР ложатся все тяготы войны, а на долю США — как бы роль сочувствующих наблюдателей, «резервных игроков, сидящих на скамье».
Впрочем, здесь дело даже не в сочувствии. Такие человеческие чувства никогда не были присущи правительствам западных стран, тем более в отношении советского народа. Это была забота о собственной шкуре и безопасности: ведь если Гитлер раздавит Советский Союз, несдобровать ни Англии, ни США. Поэтому было принято решение не терять контроль над ситуацией. Рузвельт направляет в Москву своего специального представителя Гарри Гопкинса с целью оценить возможности Красной Армии в противостоянии фашистскому натиску. Рузвельт не верил своим военным, которые пророчили быструю гибель СССР, и хотел получить достоверную информацию из первых рук.
Сталин лично принял Гопкинса и подробно рассказал ему, что происходит на советско-германском фронте. Гопкинс убедился, что Красная Армия не только способна противостоять натиску фашистской Германии, но и нанести ей поражение. Во время беседы речь зашла и о нуждах фронта. Сталин сказал, что Красная Армия нуждается в защитных орудиях, в пулеметах, алюминии для производства самолетов…
Гопкинс сказал, что Англия и США готовы удовлетворить потребность Красной Армии в необходимых материалах, но сначала их нужно произвести и доставить. А на это нужно время. Следовательно, лучше строить планы на длительный период войны. Но и здесь посланец Рузвельта делает оговорку. Он заявляет, что русским не стоит рассчитывать на поставки США и Англией тяжелого оружия: танков, самолетов, зенитных орудий, пока не стабилизируется фронт.
Одним словом, вы, ребята, воюйте, а мы пока посидим на «скамейке запасных» и посмотрим, как у вас будет получаться. Сталин отлично понимал поведение западных союзников, не желающих связывать себя определенными обязательствами, и совершенно спокойно отреагировал на заявление Гопкинса об отсрочке оказания помощи. Он воспользовался приездом Гопкинса, чтобы отправить Рузвельту личное послание, в котором призывал президента занять твердую позицию по отношению к Гитлеру.
Оценивая свою поездку в Москву и свои встречи со Сталиным, Гопкинс записал, что она была… «полезной и является поворотным пунктом в отношениях, сложившихся в военное время, с одной стороны, между США и Англией и Советским Союзом — с другой стороны. «Теперь, — писал он, — англо- американские расчеты не могут больше основываться на возможности скорого крушения России. После этого весь подход к проблеме должен серьезно измениться».
В конце сентября 1941 года в Москву прибыла англо-американская миссия, возглавляемая лордом Бивербруком (Англия) и Авереллом Гарриманом (США). В первый же день прибытия делегации Сталин принял ее руководителей. Гарриман передал ему личное послание президента. Оно хранилось в папке личной переписки с президентом.
«Уважаемый г-н Сталин, — писал Рузвельт. — Это письмо будет вручено Вам моим другом Авереллом Гарриманом, которого я просил быть главой делегации, посылаемой в Москву.
Г-ну Гарриману хорошо известно стратегическое значение Вашего фронта, и он сделает, я уверен, все, что сможет, для успешного завершения переговоров в Москве.
Гарри Гопкинс сообщил мне подробно о своих обнадеживающих и удовлетворительных встречах с Вами. Я не могу передать Вам, насколько мы все восхищены доблестной оборонительной борьбой советских армий.
Я уверен, что будут найдены пути для того, чтобы выделить материалы и снабжения, необходимые для борьбы с Гитлером на всех фронтах, включая Ваш собственный.
Я хочу воспользоваться этим случаем в особенности для того, чтобы выразить твердую уверенность в том, что Ваши армии в конце концов одержат победу над Гитлером, и для того, чтобы заверить Вас в нашей твердой решимости оказывать всю возможную материальную помощь.
Искренне Ваш
Помощь действительно была нужна. Рузвельт и Черчилль понимали, что советский народ защищает не только свою землю, но и их страны. Однако с помощью не торопились, и Сталин прямо высказал свое недовольство таким положением вещей. В частности, он сказал, что Англия могла бы послать свои войска в СССР, чтобы принять участия в сражениях на Украине. Бивербрук тут же принял эту идею, но подчеркнул, что английские солдаты готовы и могут нести службу… на Кавказе.
Сталин тут же отклонил это предложение.
— На Кавказе нет войны, — сказал он, — война идет на Украине.
После первой встречи со Сталиным Бивербрук и Гарриман отправились в английское посольство, где, видимо, обсудили сложившуюся ситуацию и составили дополнительный список поставок материалов для
