После создания меркуловского правительства генерал Вержбицкий и его соратники начали усиленно укреплять армию. Прежде всего переформировали казачьи части. Все полки: оренбургские, сибирские, отдельные сотни енисейских, — были сведены в отдельный казачий корпус, командовать которым назначили генерал-лейтенанта Бородина. Кроме остатков каппелевской армии генерала Вержбицкого, в Приморье находилось два пластунских полка забайкальцев и отряд генерал-майора Савельева.
Лето двадцать первого года проходило в подготовке к дальнейшим военным действиям. Целью было удержание Приморской области от красных. Для наступления требовалась более сильная армия.
В свою очередь, красные знали, что белые не уступят ни пяди земли без боя. Поэтому после занятия Хабаровска в их штабе усиленно готовились к наступлению.
… Мизинов приехал в город ночью. В сопровождении Кандаурова да еще двух казаков — Подзыкова и Чижа — нашел явочную квартиру полковника Сбродова. Сам полковник, герой Ледового похода генерала Каппеля, возглавлял теперь офицерское подполье Хабаровска, официально числясь старшим писарем портовой конторы. Мизинов неплохо знал Сбродова еще по девятнадцатому году, когда полковник служил в штабе генерала Пепеляева. Как полковнику удалось избежать подвалов чека — этого Сбродов и сам объяснить не мог, списывая все на милость Божию да на недолгий срок пребывания красных в городе.
— Но вы понимаете, Василий Кузьмич, что время идет, и не сегодня-завтра враги всерьез примутся за вас, я имею в виду все подполье, — предупредил его Мизинов.
— Всецело с вами согласен, Александр Петрович, — отвечал Сбродов, — потому и ждем вас, с той стороны, как манны небесной.
— Не все зависит от нас. Вы также должны потрудиться.
— Согласен. Дайте нам оружие, деньги. Сделаем все возможное.
— Именно для этого я здесь…
Пока Мизинов со Сбродовым обсуждали готовность подполья к выступлению, Кандауров с двумя казаками угощался чаем в людской большой квартиры тестя Сбродова — статского советника, бывшего члена правления Уссурийской железной дороги. Большевики были в городе еще совсем недолго, пока что обустраивались, а потому до репрессий «бывших» их руки еще не дошли.
— Благодарствуйте за угощеньице, — Кандауров поклонился хозяйке дома и заодно, на всякий случай, кухарке — рослой девке.
— Анисья, поди приготовь господину генералу постель, — приказала Мария Викторовна, жена Сбродова. — Вы, господа станичники, устроитесь здесь, в людской, места хватит.
— Премного благодарим, сударыня, мы люди неприхотливые, — ответил Кандауров.
Дебелая Анисья выплыла из комнаты, шелестя юбками.
— Как там настроение, во Владивостоке? Да вы садитесь, чего ж стоять, я ведь не генерал ваш, — хозяйка сама опустилась на табурет у стола, где казаки, глядя на вахмистра, спешили побыстрее дохлебать чай.
Кандауров присел.
— Так ведь чего во Владивостоке-то, — начал он. — Японцы, однако. Но порядок при их, ох порядок! Везде караулы, патрули. Кажись, не мы, а они Россию охраняют. И нас заодно.
— Стыдно, как стыдно! — хозяйка начала ломать пальцы рук, они хрустели, как сухие сучья в костре. — Что же этот Меркулов? Впрочем, не военный он человек! — хозяйка обреченно махнула рукой.
— Что правда, то правда, сударыня, не военный! — согласился Кандауров. — Я как-то видел, как он с пистолетом обращается. Охранник ему сунул для вящей солидности. Так он взял его, повертел в руках и говорит: «Зачем это мне? Это ваше дело — меня охранять, а мое — руководить. Всю жизнь я только книги бухгалтерские да деньги в руках держал, а не оружие. Не стоит и начинать на старости лет». Во как! Смех да и все тут!
— Это не смешно, это грустно, — поправила хозяйка. — Человек, видимо, отчетливо сознает свою обреченность и смирился с ней. Грустно…
Быстрым шагом в комнату вошли Мизинов с хозяином.
— Благодарю за гостеприимство, Мария Викторовна, — Мизинов поцеловал руку хозяйке. — Василий Кузьмич резонно полагает, что заночевать нам лучше в другом месте.
— Но Василий, я уже велела Анисье постелить господину генералу, — попеняла мужу хозяйка.
— Не обессудьте, Мария Викторовна, так действительно будет безопаснее, — настаивал Мизинов. — К тому же господин генерал привык ночевать в самых неприхотливых условиях. За годы-то войны, сами понимаете…
— Как, впрочем, будет безопаснее, не смею настаивать. Вася, ты хотя бы проводи людей…
— А вот этого уж точно делать не следует, — отрезал Мизинов. — Сами доберемся. Поменьше подозрений. Василия Кузьмича могут знать в лицо. Благодарю, господин полковник. Все подробные инструкции получите со специальным курьером недели через две, когда все окончательно решится во Владивостоке.
— Как долго! — простонала хозяйка. — Если бы вы знали, насколько томителен и опасен здесь каждый час! Мы живем под постоянным страхом ареста…
— Я сочувствую вам, Мария Викторовна, поверьте, ждать осталось недолго.
— Станем надеяться… В добрый путь! И храни вас Бог! — она осенила гостей широким крестом.
Гости откланялись и вышли на темную улицу. С моря дул резкий ветер, накрапывал холодный дождь, его острые капли кололи глаза, попадали на шею. Подняв воротники, четверо быстро шагали ночным городом.
— Заночевать безопаснее всего в гостинице. Статское платье не должно вызвать подозрений, — инструктировал Мизинов на ходу. — На всякий случай разобьемся на пары. Чиж со мной, Подзыков с Кандауровым. Метров на сто отстаньте от нас. Но — след в след!
Двое отстали, закурили, а когда Мизинов с Чижом завернули за угол ограды парка, пошли следом. Завернули на красивый, хорошо освещенный Амурский бульвар и направились к набережной, где располагалась гостиница.
До нее оставалось метров тридцать, как Мизинов услышал далеко позади окрик:
— Стой! Патруль идет! Документы!
Он обнял Чижа и толкнул его в тень высокого клена. Спрятавшись за могучий ствол, Мизинов осторожно выглянул из-за него и увидел, что к Кандаурову и Подзыкову подходят четверо в шинелях и винтовками под началом пятого — в кожаной куртке и меховой шапке. Разговоров уже не было слышно, но видимость была хорошая благодаря ярким фонарям на бульваре.
Старший о чем-то спрашивал, двое взяли винтовки на изготовку, еще двое стояли немного в стороне. Мизинов видел, как недовольно мотнул головой и кивнул своим. Кандауров принялся что-то объяснять, широко жестикулируя. Старший резко махнул рукой, и двое с винтовками наизготовку подтолкнули казаков в спины.
И тут Кандауров сделал, видимо, единственно возможное в такой ситуации. По крайней мере, позже, неоднократно вспоминая происшедшее, Мизинов все больше убеждался, что иного выхода не было. Посольство надо было спасать. И Кандауров нашел верный выход.
Мизинов услышал густой голос Кандаурова, перешедший в крик:
— Кому какое дело, куды? Таперича всем дозволено! Демократия! И нам, значит, тоже дозволено! Имеем права без документов ходить!..
Мизинов застонал. По документам старатели с прииска под Владивостоком, казаки числились под его, инженера Галкина, попечением. А потому и паспорта их он хранил у себя, и через несколько минут готов был предъявить их в гостинице, устраиваясь на ночлег. И тут такое! Как бы, наверное, документы помогли им теперь!
Мизинов почувствовал, как покрывается холодной испариной. На мгновение он онемел и тупо наблюдал за происходящим в ста метрах от него. Самообладание вернулось к нему, когда Кандауров расходился не на шутку:
— Освобождай нас! Мы анархисты свободной России! — он размахивал руками и голосил все громче, пытаясь высвободиться из кольца плотно обступивших его патрульных. — Вы, сволочи, всю власть
