отряды, и соединиться с Камовым. Да, и еще… По прибытии с вами встретится знакомый вам Петр Александрович Куликовский…
— Опять он! — слегка поморщился Мизинов. — А уж без этого-то субъекта нельзя никак?
— Дело в том, что якуты хорошего мнения о Куликовском. Он отбывал там ссылку, много помогал им. К тому же знает якутский язык, обычаи. С его именем успех вам обеспечен… Дорогой Александр Петрович, — видя, что Мизинов молчит, продолжал Вержбицкий. — Некогда нам сегодня думать о разнице в политических взглядах. Мы солдаты, и Родина в опасности. Вот что самое главное!
— Да, вы правы, Григорий Афанасьевич, — Мизинов встал. — Я готов.
— Иного от вас не ожидал, Александр Петрович! Благодарю! Собирайтесь в Харбин. Помните: высадку надо начать хотя бы в начале ноября. В Якутии морозы страшные. И пока алтайское восстание еще живет и отвлекает от Камова часть большевистских сил.
— Что с армией Дальневосточной республики? — поинтересовался Мизинов.
— Дезорганизация полнейшая! — удовлетворенно констатировал Вержбицкий. — Не понимаю, как это большевики не видят очевидного!..
— Чего именно, Григорий Афанасьевич?
— Да того, что армия требует организации. Под Хабаровском почти год стояли и взяли-то его случайно, единственно потому, что японцы покинули город. После того, как красные в апреле сместили Эйхе, так называемая Народная армия разлагается на глазах. Им бы толкового военспеца, и ситуация изменится кардинально…
— Не напророчьте, Григорий Афанасьевич, — предостерег Мизинов. — Еще услышат вас большевички. У них ведь много наших служит.
— Ну нет, Александр Петрович, старого военспеца красные на пост командарма не поставят.
— Вы думаете?
— Уверен. Все-таки они не доверяют нам окончательно, опасаются, боятся удара из-за спины. Хотя с их методами устрашения самый стойкий противник не устоит… И все же на пост командующего армией они поставят кого-нибудь своего. Того же Блюхера, к примеру. Он сейчас военный министр этой республики. Но кто знает, взвалит еще на себя и обязанности полководца.
— Но ведь Блюхер — это партизанщина, Григорий Афанасьевич! — возразил было Мизинов, но Вержбицкий поправил:
— Не скажите, Александр Петрович, не скажите. Начинал он, конечно, в партизанах. Но ведь нынешняя война вся выросла из партизанщины. Вспомните того же Корнилова. Разве у Лавра Георгиевича в полном смысле была армия, когда он покинул Ростов? Какое там! В лучшем случае дивизия! Что ни говори, Блюхер известен своими смелыми маневрами на Урале и на Перекопе…
— Будем надеяться на то, что сумеем выйти в тыл красным под Благовещенском прежде, чем этот министр дождется еще и портфеля полководца.
— Остается только уповать, — вздохнул Вержбицкий.
18
Назвав министрам и Мизинову кузбасское восстание в качестве оного из резонов незамедлительного наступления, Вержбицкий ошибся. «Армия» анархиста Глотова доживала свои последние дни. Однако не то ли что главнокомандующий каппелевцев — даже сам «атаман» Глотов об этом еще не подозревал.
Мобилизовав, наконец, кое-какие силы из охранных отрядов, местной милиции, отрядив из регулярных частей четыре роты, сотню кавалеристов и семнадцать пулеметов, красные решили к концу октября окончательно и энергично покончить с Глотовым.
«Продвигаясь в район восстания, отряд особого назначения зачищает территорию от остатков мелких банд, проводит политико-разъяснительную работу с населением, собирает информацию о настроении селян, — писал в отчете командир отряда Петр Хлобыстов, старый коммунист-иркутянин, бывший прежде комиссаром полка на колчаковском фронте. — Касательно военной части сообщаю, что позавчера нами встречен конный отряд мятежников примерно в полсотни сабель. Приняв бой и понесши значительные потери, анархисты отступили. Наши потери: семь человек убиты, девятнадцать легко ранены. Продолжаю преследование».
Он отложил перо, кликнул караульного, отдал письмо и велел срочно доставить его в Канск.
«М-да, — подумал он. — Если после каждого боя посылать верхоконного, так что же у меня останется к исходу месяца. Милиция?» — он презрительно фыркнул, вспомнив, как милиционеры в одном из боев пытались окапываться, отрывая себе окопы штыками. Не успели начать, как попали под губительный обстрел артиллерии. Двенадцать человек так и остались лежать, где лежали.
«Да разве выполнишь с такими боевую задачу?» — сокрушенно думал Хлобыстов.
А задача ему была поставлена и впрямь непростая. Это ж надо — оттеснить противника на правый берег Кана и, окружив его там, ликвидировать.
«Сказать легко, — горевал комиссар. — А как сделать это, когда у Глотова, почитай, тыщи две бойцов, а у меня хорошо если полтыщи. Пулеметов, правда, не пожалели. Но так ведь к пулеметам тоже расчет требуется! Да еще поди сыщи их, анархистов этих, чтоб им пусто стало!»
Поисковые действия отряда Хлобыстова приносили мало результатов. До начала октября им не только не удавалось вступить в соприкосновение с противником, но и даже обнаружить его. Мятежники действовали дерзко и успешно. Тридцатого сентября, например, они напали на волостное село Арновское и осадили церковь, в которой укрылись коммунисты, советские служащие и милиционеры волостного центра. Оборонявшиеся забаррикадировали вход киотами, скамейками, понавалили тяжелых икон. Приказал было Глотов ударить из пушек, да нашлись среди его бойцов такие, которые предостерегли: не стоит, мол, святотатство это! Святотатство так святотатство, и Глотов стал выжидать, когда у запершихся закончатся боеприпасы и пища. Осажденные сдались на третьи сутки. Всех расстреляли в овраге у реки.
На следующий день в соседней деревне повстанцы пленили пятнадцать милиционеров, имевших на вооружении пулемет и несколько ящиков патронов. Четверо были расстреляны, остальные согласились вступить в отряд Глотова.
И всегда они выходили сухими из воды, эти анархисты! Могли вырваться из любого кольца, замести следы так, что ни один следопыт не дознается!
Успехи восставших вызвали большую тревогу в партийно-советском руководстве края. Отряд Хлобыстова был первой ласточкой. Завершалось формирование еще двух крупных групп. Принимался ряд дополнительных чрезвычайных мер. В начале октября командование всеми вооруженными силами по подавлению мятежа было передано толковому красному командиру Степану Острецову, герою Челябинска и Кургана. В соответствии с его приказами из Канска в район мятежа была немедленно выслана конная разведка и поставлены заставы. В самом Канске и его военном городке ввели патрулирование, установили охрану, которую производили караульный батальон, запасной стрелковый полк, милиция и мобилизованные коммунисты города. Постановлением Канского уездного комитета РКП(б) была объявлена мобилизация двухсот пятидесяти бывших партизан из коммунистических ячеек края. Все волостные исполкомы получили приказ Острецова приступить к регистрации местного населения, покинувшего населенные пункты в течение лета.
И грамотная тактика Острецова принесла, наконец, свои плоды.
В связи с обострением угрозы Хлобыстову было предписано энергично двинуть свой отряд на север, следуя по пятам мятежников. А следом из Канска выступил усиленный эскадрон красных. Повстанцы, не приняв боя, отошли. Следующие два дня Острецов использовал для дальнейшего наращивания и перегруппировки своих сил. Создал северную группу войск численностью в триста семнадцать штыков, семидесяти конных и шести пулеметов, а также образовал резерв, насчитывавший двести девяносто пять штыков, четыре орудия и пулемет. И стал посылать в наиболее мятежные деревни и станицы то взвод пехоты с пулеметом, то эскадрон, то отряд в сотню бойцов. Он правильно рассчитал, что дробление сил мятежников рано или поздно приведет к распылению его ударных сил, а значит, восстание будет подавлено. Ему, конечно, хотелось, чтобы это случилось как можно раньше.
