Кербинскому склону. Уж если не Камова, так Белявского там встретим непременно. А это дополнительные три сотни хороших офицеров!
— Спешить нужно еще и вот почему, господа, — вмешался в разговор Куликовский, до этого он стоял в отдалении у окна и молча курил. — Совершенно свежие новости, хотел поделиться ими после вашей беседы, но вижу, что они как раз кстати. Дело в том, красные круто изменили свое отношение к местному населению — якутам, эвенкам. Недавно объявлена свободная торговля, прекратился террор. Красные по возможности смягчили советский режим и, увы, достигли того, что часть якутской интеллигенции, до того активно боровшаяся с коммунистами, перешла на их сторону. Прискорбно, господа. Однако этот излюбленный метод всегда оказывал решающее влияние в пользу большевиков. Посмотрите, когда им туго, они становятся на время истинными демократами, а потом, поймав на свою удочку кого следует, создав выгодное для себя положение, расправляются со вчерашними союзниками.
— Тогда тем более необходимо спешить! — воскликнул Мизинов.
Чутье и на этот раз не подводило его: от атамана Камова его отделяло всего-навсего чуть более сотни верст.
— Однако не могу умолчать о положении транспорта, Александр Петрович, — произнес Яблонский. — Напуганные вчерашним террором, якуты попрятались, и олени могут быть собраны лишь к середине декабря, да и то в ограниченном количестве. Наши лошади не выдержат долгого похода в суровых условиях. Если кавалеристы еще осилят как-нибудь дорогу, то вот обозная часть…
— Выступаем, Евгений Карлович! — категорично отрезал Мизинов. — Кавалерию вперед, искать Камова и Белявского. Пехота — следом, ускоренными переходами. С собой взять лишь необходимое. Остальной обоз будет подтягиваться, как успеет…
Оставив генерала Яблонского и Куликовского с основным обозом, Мизинов с двухнедельным запасом продовольствия и вьючными лошадьми спешным маршем двинулся в направлении восточной части Кербинского склона. Разведчики выяснили, что, узнав о приближении белых, небольшой отряд красных покинул урочище Нейкун южнее озера и отошел на юг.
Отряд занял урочище на рассвете. Деревня была цела, лишь в нескольких домах были выбиты окна. Произведя опись вещей в домах, Мизинов раздал их возвращающимся в деревню жителям.
Отправив полсотни кавалеристов во главе с ротмистром Татарцевым на восток, Мизинов дал бойцам отдохнуть. Офицеры раскинули большие палатки с печками, грелись, чистили оружие, спали. Вскоре разыгралась пурга. Задул нудный и острый «горняк», пронизывавший до костей. К полудню прискакали от генерала Яблонского, который сообщал, что на пути обоза встретились труднопроходимые болота, подводы увязли, и часть продовольствия пришлось бросить.
Были и хорошие вести. Посыльные капитана Белявского нашли, наконец, Мизинова и сообщили, что офицеры готовы влиться в его отряд.
Гостей встречали ближе к вечеру. Из тайги появились заросшие, утомленные всадники. Большинство шли пешком, жалея уставших коней. Мизинов обнялся с Белявским, пригласил в свою палатку.
— Неважные новости, ваше превосходительство, — первым делом сообщил Белявский. — Моя разведка донесла, что отряд атамана Камова окружен подошедшими из Благовещенска красными частями. Это отряд Острецова…
— Этого красного орла? Как далеко? — посуровел Мизинов.
— Верстах в семидесяти отсюда, на берегах Амгуни.
Из рассказа Белявского Мизинов узнал, что, отступая наудачу с Кербинского склона, Камов подошел к Амгуни и хотел было перейти через нее по льду, но вдруг, но на середине реки бойцов встретил шквальный пулеметный огонь. По группам, ожидающим перехода на противоположном берегу, красные открыли артиллерийский огонь. Переходившие погибли, оставшиеся на том берегу спешно окопались и заняли оборону.
— Но трагедия в том, ваше превосходительство, — закончил Белявский, — что Камов окружен. Красные обошли его с юга, с севера подоспел отряд некоего Струда, а на запад путь закрывают крутые склоны, преодолеть которые под огнем Камов не сможет. Сил у него практически не осталось — в бойне на реке погиб цвет его отряда. Думаю, его дни сочтены.
— Господи, боюсь, что и мы не успеем ему на помощь, — простонал Мизинов.
— Видимо, так. Сейчас, надо полагать, уже поздно. К тому же у Камова не осталось опытных офицеров. Его начальник штаба Сбродов погиб…
— Сбродов?! — дернулся Мизинов. Помолчал и склонил голову: — Несчастная семья… Геройская семья!.. Расскажите мне про Кербинский склон.
Белявский поведал, что Кербинский склон представляет собой горную страну протяженностью сто верст на семьдесят. Горный массив густо зарос лесами, ущелья и распадки сменяют друг друга на всем его протяжении, чащи пересекаются бурными холодными речушками, на перекатах под змеящимися струями воды звенит галька, песок за много столетий просеялся и стал чистым, как стекло. Так что Кербинский склон, как изначально предполагал Мизинов и как теперь подтвердил капитан Белявский, был чрезвычайно удобен для внезапных атак, безболезненного отступления и полноценного отдыха.
— Я третий год тут, — говорил Белявский. — Всеми тропочками хаживал сотню раз, каждый камешек мне друг. Ваше превосходительство, если и оперировать, то только здесь! Только тут и сейчас мы можем либо соединиться с Камовым, либо погибнуть. Третьего ведь нам не дано!
— Верно, капитан, не дано, — согласился Мизинов. — Интересно, как там дела в Приморье? Что Молчанов?
— Думаю, неплохо, иначе красные перебросили бы сюда такую силищу, что вряд ли бы мы сейчас с вами беседовали.
— Вы правы, — вздохнул Мизинов. — Сколько человек у Струда?
— Не больше трехсот. Но обожжен на неудаче с Камовым, осторожен и расчетлив. Думаю, он воздержится пока от боевых стычек, а станет действовать набегами, диверсиями. Возможно, Острецов использует его в качестве прикрытия, чтобы закрыть Камову отход…
— Я дам вашим бойцам полк подполковника Лаука, — подумав, решил генерал. — Попробуйте окружить и уничтожить этого латышского стрелка, чтоб ему вечно снилась его Латгалия![52]
— А вы, я так понимаю, с востока поможете Ивану Герасимовичу?
— По хорошему следовало бы ударить с юга и зажать отряд красных в тиски, между вами и мной. После того, как вы покончите со Струдом, разумеется. Но это чересчур идеально, вряд ли мы справимся.
— Ваше превосходительство, я бы не отважился мыслить сейчас стратегически, — согласился Белявский, — Попробуем для начала зажать Острецова между вами и Камовым. А я, разделавшись со Струдом, припру с севера. Там видно будет. Вы знаете, я за время этой непредсказуемой войны взял себе за правило не думать дальше послезавтра. В оперативном плане, конечно. И, знаете, мало когда ошибался. Так что завтра, если вы позволите, я бы выступил на Струда. Найду я его легко. Вы можете выступить к восточной оконечности склона. Пока идете — я разделаюсь с латышом. Атакуете Острецова, а тут я подоспею. Вместе чего-нибудь да добьемся. Победы или смерти, одного из двух.
— Вы хороший оператик, капитан, — похвалил Белявского Мизинов.
— Немудрено, ваше превосходительство, я ведь на германской был начальником штаба батальона.
— Добро! Я прикажу Лауку, пусть выступает вместе с вами. Часа через два выступлю и я. С нами крестная сила, да, капитан?
— Хотелось бы надеяться, — кивнул Белявский. — По крайней мере, я постоянно вожу с собой в обозе Смоленскую икону Богоматери. Наверное, лишь ее молитвами я до сих пор жив, — он крепко пожал Мизинову руку.
6
