облака пыли на своей колеснице с грохотом выехала Хатусу. Ее встретили звоном оружия. Хатусу принимала приветствия своих солдат, и ее колесница замедлила ход. Большие колеса повышали возможность маневра. Впереди над Колесницей был поднят большой флаг с личным знаком Хатусу. На бортах висел золотисто- голубой колчан, большой лук и дротики.
В колесницу Хатусу были запряжены две черные лошади – лучшие в конюшнях фараона. Покрытые белыми попонами, лошади рвались вперед, натягивая сбрую, и большие белые султаны из страусовых перьев раскачивались при каждом движении. Амеротк узнал лошадей: Слава Хатор и Мощь Анубиса бьти самыми быстрыми из лошадей во всех четырех полках. Правил колесницей Сененмут. Его белый схенти покрывали кожаные полосы. Через обнаженную грудь шла перевязь, обитая бронзовыми пластинками. Рядом с ним стояла Хатусу. Убранные назад волосы поддерживала головная повязка. Кольчуга из мелких, нашитых на полотняную тунику чешуек, опускалась ниже колен. На поясе у нее был кинжал с узким лезвием. Поблизости держались колесницы с ее телохранителями.
Между колесницей размашистым шагом передвигались нахтуа, или «парни с крепкими руками». Это были закаленные бойцы-ветераны из разных полков. Их головы были прикрыты красно-белыми головными уборами, вооружение состояло из круглых щитов, обитых бронзой, мечей и кинжалов. Тело их защищали латы, а пах прикрывал овальный щиток.
Царская колесница остановилась, и Хатусу перегнулась через край. Амеротк не мог не отметить, что одежда воина больше подчеркивала ее красоту, чем роскошный придворный наряд. Она была полна жизни, лицо дышало страстью, сверкали огнем глаза, казалось, ее пьянят слава и мощь египетских армий.
– Набили мозоли, Амеротк?
– Да, Ваше Величество, пятки теперь потверже, чем были в Фивах.
Хатусу рассмеялась низким гортанным смехом. Она оперлась о руку Сененмута, блестевшую от пота, и сжала ее, прежде чем сойти с колесницы. Марширующие мимо солдаты одобрительно смотрели, как она направлялась к их командиру, слегка покачивая бедрами. У нее была стройная, хорошо сложенная фигура; и даже в такую жару на лице ее не блестело ни капельки пота. Она подала Амеротку бурдюк с вином.
– Только глоток, – предупредила она. – От этого вина становится сладко во рту и тепло на душе.
Амеротк повиновался.
– Слушайте меня и сохраняйте спокойствие, тихо проговорила Хатусу, забирая бурдюк. – Митаннийцы ближе, чем мы полагали. Сегодня вечером мы разобьем лагерь в оазисе у Селины. Там найдется трава для лошадей, вода и тень для некоторых из нас. Завтра предстоит жаркий день.
Она вернулась на колесницу, Сененмут поклонился, натянул вожжи, и колесница Хатусу вместе со всем сопровождением покатила дальше вдоль походной колонны.
Амеротк проводил ее глазами. Формально командующим являлся Омендап, он же носил фельдмаршальский жезл. Вначале в войсках на Хатусу смотрели, как на символ, называли даже «солдатским Талисманом» и потихоньку посмеивались. Но постепенно влияние и власть Хатусу набирали силу. Она не проявляла слабости, не требовала уступок и доказывала всем, что привычна к тяготам походной жизни, как следует дочери солдата. Она постоянно разъезжала, разговаривала с солдатами, спрашивала их имена и никогда потом не путала. Как-то раз один из сопровождавших ее воинов-ветеранов, рослый и могучий, позволил себе шутку насчет того, как уютно ее грудям под тонкой кольчугой. Хатусу слышала это замечание, но не подумала ни ударить, ни как-либо наказать дерзкого солдата. Вместо этого она ответила ему в тон, указывая на его открытую грудь с могучими мышцами:
– Одна из причин, почему мне нравится с вами всеми разговаривать, – это зависть. Если бы у меня были такие могучие груди, мне бы не пришлось носить кольчугу!
Шутка пришлась солдатам по душе и была встречена одобрительным гоготом. Они признали в ней такого же воина, как и все, который не держится за церемонии и делит с ними все тяготы и лишения. Когда войско останавливал ось на ночной привал, Хатусу с Сененмутом ходила из подразделения в подразделение и неустанно повторяла всем: они идут, чтобы найти врагов Египта, сломать им шеи, раскроить черепа и преподать урок, который запомнится навеки. А те калеки, кому посчастливится вернуться, будут рассказывать всем о ярости и мести фараона.
На военных советах все чаще проявлялось влияние Хатусу. Омендап ценил меткость ее суждений и всегда считался с ее мнением. Хатусу стояла на том, чтобы не дробить армию. Она предлагала держаться Нила и навязать митаннийцами сражение на выгодных для египтян условиях и в выбранном ими месте. Амеротк надеялся, что суждения Хатусу окажутся верными.
– Вас не хватил, случайно, солнечный удар?
Амеротк вздрогнул и повернулся на голос, прикрывая глаза от солнца. Он увидел Сетоса верхом на коне. Фараоновы Глаза и Уши выглядел очень бодро, словно пыль и жара совершенно не беспокоили его.
– А для вас, господин Сетос, колесницы не нашлось? – улыбнулся Амеротк.
Прокурор короны славился как искусный наездник и принадлежал к небольшому числу знатных египтян, которые предпочитали седло колеснице. Сетос окинул взглядом колонну.
– Хатусу снова мелькает здесь, – тихо заметил он.
Амеротк придержал коня за поводья и проследил за взглядом собеседника.
– Она говорила о какой-то неожиданности.
– Да, полагаю, нас всех ждет большая неожиданность, – ответил Сетос и, наклонясь, похлопал Амеротка по плечу. – Митаннийцы значительно ближе. Возможно, через несколько дней это дело будет решено раз и навсегда. А как насчет расследования смерти божественного фараона и убийства Аменхотепа?
– Этому делу придется подождать. Как вы справедливо заметили, господин Сетос, неделя предстоит решающая, и может случиться, что нам уже ни до чего не будет дела.
– Когда мы проходили мимо Саккара, вы смотрели на пирамиды? – спросил Сетос, поглаживая шею лошади.
Амеротк кивнул.
– Сразу нахлынули воспоминания, – продол жал Сетос. – Вспомнилось, как туда ездил божественный фараон и что случилось после его возвращения и смерти перед статуей Амона – Ра! – Сетос натянул поводья. – Сегодня вечером мы с вами выпьем вина, Амеротк.
И не успел судья и слова сказать, как Сетос уже погнал лошадь галопом следом за Хатусу и ее свитой.
Было уже далеко за полдень, когда они достигли оазиса. Солдаты под руководством своих начальников принялись копать ров и обносить лагерь частоколом, для повышения крепости которого были взяты щиты пеших воинов. Сначала из-за множества дел было много суеты. Требовалось разместить лошадей, наполнить бурдюки водой, вырыть отхожие места. Каждой части отводился свой участок. В дальнем конце лагеря находилась отдельная площадка, окруженная частоколом, на охрану которой отбирались лучшие воины. Внутри стояли шатры Хатусу, Омендапа и других старших военачальников. Все они располагались вокруг священного ларца Анома-Ра, который уже установили жрецы, и сладкий дым курящихся благовоний разносился по всему лагерю.
Амеротк не переставал поражаться тому, насколько быстро первоначальная суматоха сменялась строгим порядком в выполнении насущных дел. Чтобы предотвратить внезапное нападение, бьши высланы в дозор отряды колесниц. Вскоре водой, взятой из источников и тянущихся от Нила каналов, заполнились большие котлы. Запылали походные костры; распределялась еда; в близлежащие деревни направились отряды для пополнения армейских запасов.
Маленькая палатка Амеротка стояла на площадке внутри второго частокола и представляла собой несколько шестов с наброшенными на них полотнами ткани. Он получил свою порцию из общего котла и поел, усевшись на землю, как и остальные. После этого он ушел к себе, помылся, переоделся и преклонил колени перед маленьким священным ларцом Маат, который захватил с собой. Вместе с наступлением темноты жизнь в лагере затихала. Слышалось только позвякивание оружия, ржание лошадей, окрики офицеров и глухой приглушенный шум, постоянно царящий вокруг походных костров. Амеротк погасил лампу и отправился в обход.
Он наведался в свой отряд колесниц. Офицер заверил его, что лошади хорошо накормлены, напоены, досуха вытерты и в любую минуту готовы к бою. Амеротк уселся под пальмой. Неподалеку лекарь занимался ранами и ссадинами и раздавал баночки с мазями солдатам, которые жаловались на стертые за долгий путь
