доспехи и брал в руки ружье, всегда такое тяжелое, что приходилось отдыхать через каждые несколько шагов. Плечом к плечу со своими братьями по оружию, подавляя в себе чувство страха и здравый смысл, он шел прямо на своих врагов, не обращая внимания на беспорядочную стрельбу, его целью было добраться до места, где можно поубивать всех тех недоумков, которые так и не догадались вовремя сбежать.
Опять эта война, как же он ее ненавидит.
На этот раз доспехи оказались не столь хороши, как те, что он носил тогда. Студенты Мэнмарка проявили мастерство, подбирая чешуи и прикрепляя их к его одежде, — недели и годы, проведенные в собирании старых костей, не пропали даром, но для того, чтобы сделать свою работу как следует, им не хватило времени. Пластины были наклонены под таким углом, чтобы направлять пули в ту или другую сторону, но не все они располагались так, как надо. Каждое попадание вызывало ушиб. Сначала один, затем другой удары в грудь чуть не сломали ему ребра, и Барроу пошатнулся. Как же ему хотелось, чтобы закончились эти мучения, ведь доспехи такие тяжелые, а он смертельно устал.
Вообще-то его старый взвод был непобедимым подразделением, но к окончанию войны те из солдат, кто не погиб от метких выстрелов и пушечного огня, по большей части попросту свихнулись от страха. Барроу стал исключением — одним из немногих — в силу того, что в него попадали реже, и справлялся он со своей работой лучше, убивая тех, кто желал его смерти.
Сквозь узкие щели своей маски он пристально осмотрел огневые амбразуры, прорезавшие бронированный вагон. Сделал паузу, опустился на колено и очень тщательно, со знанием дела, прицелился и выпустил свинцовую пулю в одного из людей.
В ответ Барроу получил два удара — один в грудь, второй по макушке.
Он покачнулся, сделал глубокий вдох, чтобы прояснилось в голове, потом опять прицелился и выстрелил — никого не убил, но кто-то за стальной стеной жалобно завопил.
Те, кто остался в живых, наконец-то поумнели. Один из них стал выкрикивать команды, и все остальные — стрелять вместе, единым залпом.
Барроу сбило с ног и отбросило назад.
И вновь послышался крик, а за ним — удар словно огромным молотком.
Если так будет продолжаться, в его избитом теле ни одной целой косточки не останется. Барроу уже видел свою смерть, но все равно не мог заставить себя подняться с пыльной земли. Как его угораздило очутиться в этом ужасном месте? Уже и не вспомнить. Он сел прямо, обреченный на новые страдания… но тут раздался еще чей-то крик, за ним последовал странный, пронзительный звук — это был выстрел из очень необычного ружья.
Пыль перед ним поднялась фонтанчиком и развеялась, а на земле, между его ног, остался лежать фиолетовый Коготь Бога.
Проклятие, у кого-то из них есть противодраконовое ружье.
Если он останется здесь, то погибнет. Подчиняясь рефлексам и элементарному чувству страха, Барроу вскочил и бросился бежать на подгибающихся ногах, пытаясь про себя считать секунды, необходимые тому, кто заряжает это огромное, ужасное ружье, — чтобы вставить еще один дорогостоящий заряд, перед тем как передернуть затвор и прицелиться в него снова.
И когда Барроу решил, что пора, он резко рванул в сторону.
Очередной коготь, со свистом рассекая воздух, по касательной задел его справа.
В локомотиве, украшенном драконьими глазами, сидели, съежившись, три машиниста. По правде говоря, они прибыли сюда совсем не для того, чтобы сражаться. Барроу наставил свое ружье каждому из них в лицо по очереди — лишь на мгновение, — и они тут же, все разом, спрыгнули с поезда и побежали назад, в сторону города.
Те, кто засел внутри бронированного вагона, снова открыли огонь. Но Барроу держался ближе к тендеру, и им было неудобно стрелять. Стоя в нескольких шагах от них, он достал из-за спины ранец, который был при нем все это время, размотал запальный шнур и разложил его на земле, после чего выстрелил в упор, чтобы поджечь. Затем низко наклонился и свободной рукой быстренько забросил ранец под вагон. После этого он отступил немного назад так, чтобы охранники видели, как он стоит перед ними, не таясь.
— Под вами динамита сейчас столько, что его хватит поднять вагон на воздух и разорвать на двадцать кусков, — пообещал он. И добавил: — Шнур у запала длинный. Но мне бы не хотелось слишком долго ждать — так что решайтесь скорее и не делайте глупостей.
Через миг загремели засовы и открылась главная дверь. Из нее вывалились наружу пятеро мужчин: все — безоружные, у одного из них плечо в крови.
— Чешите отсюда, — посоветовал Барроу.
Наемники бросились по рельсам догонять паровозную команду.
Фитиль продолжал гореть, огонь добрался до матерчатого ранца, немного пошипел, а затем погас.
Барроу заглянул в бронированный вагон. Здесь находились семь дубовых ящиков, и в каждом из них лежало по одному яйцу. Но он смотрел не на них. Взгляд его устремился к распростертому на полу человеку, которого он подстрелил через амбразуру. Мысли путались в голове, он не знал, что и думать.
Где-то поблизости передернули затвор и взвели огромный курок.
Барроу обернулся, но слишком поздно — взгляд наткнулся сначала на бездонное дуло ружья, а потом уже на старика-чужеземца, который с трудом удерживал оружие. С такого расстояния, да еще зарядами из драконьих зубов или когтей — смерть просто неизбежна. Но что-то подсказывало Барроу: если он сам не станет поднимать своего ружья, то и этот человек не решится стрелять. Еще одна минута жизни или две стоили того, чтобы ничего не предпринимать.
— Я — человек предусмотрительный, — отметил Зефир.
— Ты меня перехитрил, — согласился Барроу.
— Частности, — пробормотал старик, обхватывая двумя пальцами длинный медный спусковой крючок. — Этот мир держится на маленьких, но решающих частностях.
За его спиной стояла одна из таких частностей — очень даже симпатичная частность, насколько успел заметить Барроу, — и мешком, полным золотых монет, хватила Зефира по самой макушке. Длинное дуло опустилось, ружье разрядилось, Коготь Бога вылетел и снова зарылся туда, откуда его извлекли, — в древнюю землю.
8
Мэнмарк сидел в грузовой повозке, отставшей от общей вереницы, и хлыстом подгонял уцелевших верблюдов, заставляя их скакать быстрее в направлении неподвижно стоящего поезда. Но им еще оставалось преодолеть весьма обширное пространство — в открытом поле негде было прятаться. Тем временем он наблюдал в свой бинокль за великаном Барроу и девушкой-туземкой — легкая тревога не покидала его. Затем он увидел, как Зефир пришел в себя, приподнялся и стал разговаривать с охотником за драконами. Все это время студенты Мэнмарка весело обсуждали свое блестящее будущее и строили планы относительно того, как распорядиться той частью славы, что выпадет каждому их них. Они говорили о драконах, которые вот-вот родятся, рассуждали о том, какими должны быть клетки для этих громадных зверей, и какую цену люди согласятся заплатить, чтобы посмотреть на них, и какие научные исследования можно будет провести с этими пришельцами из другого времени.
О чем же Зефир толкует с охотником за драконами?
Не иначе как этот хитрый старый торгаш пытается перекупить его, предлагая большую сумму. А что, если он преуспеет в этом? И Барроу резко переметнется?..
— Посмотрите вон на то облако, — привлек общее внимание один из студентов.
Откуда-то с южной стороны послышался топот копыт. В воздухе клубилась пыль, которую сносило ветром на север, из-за чего трудно было разглядеть, кто это несется в степи — скорее всего небольшое стадо бегущих гираксов.
Мэнмарк достал из кармана свой пистолетик и довольно долго прикидывал, какие у него
