– И что же?
– Мне нужен дом, друзья, собственная жизнь.
Она вздохнула со смесью грусти и нетерпения, понимая, что ее слова звучат банально. Ксавьер никогда не сможет понять глубины ее потребности в своем круге общения, в подругах, в особой атмосфере женских сплетен. Даже прогулка по роскошным магазинам, как и многое другое, теряет половину своей привлекательности, когда совершаешь ее в одиночестве. Что за удовольствие покупать великолепные, невероятно дорогие вещи, если рядом нет никого, в ком могла бы вспыхнуть искра чистой зависти?
Ксавьер медленно сел на кровати и протянул к ней руки.
– Дорогая! У тебя есть я. Мы принадлежим друг другу.
Его взгляд предлагал ей приблизиться. Когда Ксавьер смотрел на нее так, было трудно – нет, просто невозможно сопротивляться ему.
Джорджиана медленно подошла к кровати. Мускулистые руки обхватили ее тонкую талию. Ладони заскользили вдоль узких стройных бедер. Джорджиана оцепенела. Она ничего не могла поделать с собой, но молилась, чтобы он не заметил ее состояния.
Он дотянулся до ее лица и провел рукой вдоль линии ее высоких скул. Очертил пальцами контур ее губ. Начал гладить волосы, нежно расправляя длинные светлые пряди. Он полностью контролировал себя. Ксавьер обладал удивительной выдержкой. Он спокойно и корректно совершал необходимый ритуал, казавшийся Джорджиане вечностью, перед тем как, наконец, овладеть ею. Он был искусным, внимательным и обходительным любовником. Ни разу он не потревожил ее яростной вспышкой страсти, хотя она чувствовала, что в душе он хочет именно этого.
Его руки скользнули под шелковую блузку. Джорджиана внутренне вздрогнула, продолжая покорно поглаживать его шею и грудь. Нерешительно она просунула пальцы под пояс его брюк, стараясь не думать о том, что находится под ними, – этот грозный и опасный признак мужского начала, налившийся, пульсирующий.
Джорджиана застонала. Благодаря потоку откровенно эротических фильмов, появившихся в последнее время, она знала, как должны стонать женщины от удовольствия. Она научилась издавать соответствующие звуки, но на самом деле ее стоны просто выражали ужас перед неизбежностью еще одного совокупления, еще одного посягательства на ее личность, вторжения в глубину ее существа.
Если бы она могла отключаться! Просто позволять мужу, которого она любила, пронзать ее плоть и получать то удовлетворение, на которое он имел полное право. Но она воспринимала этот акт как вторжение, и не только в ее тело, но и в ее душу.
Секс! Секс, знакомый ей по фильмам. Сначала любовники извиваются, корчатся, щупают и тискают друг друга. Потом идут стоны и вскрикивания. И после всего – бесконечные взаимные поздравления.
'Вторжение!' – внутренним воплем откликнулось ее сознание в тот момент, когда твердая мужская плоть погрузилась в ее тело. Насилие над личностью – вот что такое секс на самом деле!
Рядом с таким мужем, как Ксавьер, вообще было трудно сохранить индивидуальность. Она убедила себя, что может примириться с необходимостью все время пребывать в его тени. Но ожидать, что она пожертвует еще и неприкосновенностью тела и души, – это было слишком.
И, однако, он был так нежен, так сдержан – все это только ради нее. Она старалась доставить ему удовольствие. Это было обязанностью жены – доставлять мужу удовольствие. Он прекрасный муж, твердила она себе, поглаживая его по лицу. Но в этот момент в ней вспыхнула искра ненависти. Она была прикована к нему, ее тело сцеплено с его телом. Он был ее другом, ее мужем, ее возлюбленным, но он заковывал ее в цепи и мучил. Регулярно.
Он хотел от нее слишком многого. И заслуживал гораздо большего. Ей было невыносимо это чувство вины и собственной неполноценности.
Она стиснула зубы.
Затем – о счастье, о радость! – он сделал завершающее движение, и все закончилось.
Джорджиана нежно прижала его голову к своей по-девичьи округлой, напоминающей половинки яблок груди, наслаждаясь чувством вновь обретенной свободы. Возможно, пройдет целая неделя, прежде чем ей снова придется выполнять эту обязанность. Она глубоко вздохнула. Ощущение свободы, невероятного облегчения, которое она испытывала, становилось раз от разу сильнее. Иногда ей казалось, что легче убежать, чем еще раз пройти через эту ужасную пытку.
В спальне стояла тишина.
– Тебе это настолько противно? – осторожно спросил он.
Вопрос поверг ее в смятение. Она никогда не думала, что он догадается. Нет, не так. Она никогда не думала, что он спросит ее. Она считала, что в их отношениях все сбалансировано. Джорджиана с тревогой посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами. Неужели все может рухнуть?
– Ты хочешь вернуться в Лондон? – спросил он.
– Да.
– Теперь я это понимаю, – кивнул он. Она задержала дыхание. Ее сердце громко стучало в груди, как старинные часы. Она на мгновение представила себя его бывшей женой: королевой, лишенной трона. Мысль о том, что она может потерять Ксавьера, была подобна ранящему клинку. Она напомнила себе, что находиться в его тени – это лишь одна сторона медали. Обратная сторона позволяла ей греться в лучах его славы.
Она не вынесет, если он бросит ее. Она не сможет жить вне роли его жены. И она ведь любит его. На самом деле любит!
– Ты сходишь к психотерапевту? – спросил он. Взгляд его серых глаз был пугающе неподвижен.
Он предлагал ей это и раньше под деликатным предлогом, что ей надо 'найти себя'. Она всегда подозревала, что это означало 'найти себя в сексе'. Но он никогда не заходил так далеко, чтобы прямо сказать об этом, и никогда не настаивал на посещении врача, а только раз или два ненавязчиво повторял свое предложение.
– Да. Да, я запишусь на прием, как только приеду. – Она старалась говорить спокойно.
Ксавьер кивнул.
– Хорошо. Хорошо. – В его тоне звучала сдержанная нежность, характерная для их отношений.
Джорджиана торопливо натянула на обнаженные плечи шелковое покрывало.
– Элфрида посоветует мне какого-нибудь врача. Наверняка она знает кого-нибудь, – сказала она, отчаянно пытаясь восстановить самообладание.
– Элфрида знает всех, – заметил Ксавьер с беззлобной насмешкой. Он не скрывал своего снисходительного отношения к ее богатой и ничем не занятой подруге.
– Это все из-за выкидышей, – сказала Джорджиана, как бы оправдываясь и защищаясь одновременно. – Ведь до выкидышей все было не так, правда?
Ксавьер улыбнулся, но выражение его глаз было холодным и отчужденным.
– Это будет твоей отправной точкой для работы с психотерапевтом? Выкидыши?
Джорджиана кивнула, сама лишь наполовину веря своим отчаянным оправданиям. Она не сомневалась, что ее муж совсем не верит в них.
Ксавьер встал, поднял жену с постели и аккуратно поставил на ноги. Она ожидала, что он сейчас шутливо шлепнет ее по гладким упругим ягодицам, но он отвернулся, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Джорджиана поняла, что достигнут некий рубеж в их отношениях.
Она накинула на себя шелковый пеньюар, чтобы прикрыть наготу, потом подошла, и встала рядом с ним.
– Я, в самом деле, люблю тебя, – тихо произнесла она.
– Да, – согласился он после долгого молчания.
Внезапная нежность к мужу охватила Джорджиану, и она легко коснулась пальцами его руки.
– О чем ты думаешь? – спросила она.
– О Четвертой симфонии Брамса, – сказал он. – Я вдруг понял, как надо дирижировать последней частью.
– Но ведь ты давным-давно сделал эту вещь, – откликнулась она, разочарованная и уязвленная. Чертов Брамс! Она надеялась, что он думает о них, об их браке.
– Я всегда давал ее слишком медленно, – размышлял он вслух. – Теперь я понял, как надо!
