Но когда дело дошло до выбора профессии, они пошли на попятную. Музыка – несерьезное занятие, считали они, в артистическом мире нет гарантий успешной карьеры. Бруно должен получить настоящую профессию. Пусть даже учеба немного скучна и требует упорного труда, но, в конце концов, все окупится. А когда он утвердит себя в солидной профессии, пожалуйста, он может заняться и музыкой. Есть много любительских групп, которые играют музыку из 'Веселой вдовы' или что-нибудь из оперетт Жильбера и Салливена, а иногда даже устраивают вполне приличные фортепьянные концерты.
Родители Бруно мало что понимали в музыке. И практически ничего не знали о том мире классической музыки, куда стремился Бруно.
Родители Бруно гораздо лучше разбирались в тяжелом деле управления двумя маленькими магазинчиками и знали о постоянных проблемах, сопутствующих занятию торговлей. Для своего сына они хотели благополучия и престижа, которые давали солидные профессии. А с их точки зрения, таковыми являлись юриспруденция и медицина.
Окончательное решение было принято внешне добровольно, но с глубокой внутренней горечью, когда Бруно уяснил, что его родители не готовы финансировать получение им высшего образования в области музыки.
У него не было возможности оплачивать свое обучение самостоятельно. Кроме того, он чувствовал себя обязанным выполнить желание родителей. Они были добрыми и заботливыми родителями и пошли на жертвы, отправив его в дорогую частную школу.
Они старались, чтобы он не чувствовал какой-либо ущербности по сравнению с другими, более богатыми мальчиками. Когда они навещали его в дни спортивных праздников, то никогда не использовали свой старый рабочий фургон с голубой расплывшейся надписью 'Корнуэл Бейкери' на борту, а всегда брали напрокат сверкающий новый 'ровер'. Мать в таких случаях надевала новый костюм и соответствующие аксессуары. Родители прилагали огромные усилия, чтобы казаться гораздо респектабельнее, чем они есть. Бруно было жалко их и в то же время немного смешно. В их поведении присутствовала такая смесь родительского энтузиазма, воображаемой неполноценности и мрачной решительности, что для Бруно, который всегда был очень чувствительным ребенком, казалось почти немыслимым спорить с ними.
– Влиятельными? – задумчиво повторил он вопрос Тэры, не зная, что ответить. – Я сомневаюсь, что кто-нибудь из тех, кто был сегодня на юридическом факультете, отбросит хотя бы тень на мою будущую жизнь.
Тэра в отчаянии затрясла головой.
– Сколько еще ты собираешься продолжать этот фарс с изучением юриспруденции? Да освободись ты, наконец! Взбунтуйся! Взлети чуть-чуть!
– Как ты, моя милая, яркая, чудная птичка? – ухмыльнулся он, чуть ущипнув ее за круглую щеку.
– Ну, конечно, как я, – фыркнула Тэра. – Официантка в винном баре! Высокий полет!
– Нет, нет, – возразил он. – Ты студентка философского факультета – вот твое истинное призвание. Работа официанткой – всего лишь хобби. Маленькая слабость.
– Это способ заработать лишние деньги! – яростно заявила Тэра.
Поступив год назад в университет, Тэра быстро обнаружила, что ей совершенно не хватает на жизнь студенческой стипендии. Ей нужны были деньги на стрижку в салоне Видала Сэссуна и на флаконы духов 'Мисс Диор'. Но даже вознаграждения за работу в баре ей было недостаточно для поддержания своей платежеспособности, поэтому в последнее время она пыталась устроиться на обслуживание ужинов в один из больших отелей, таких, как 'Ритц' или 'Клэриджиз'. В таких местах можно получить фантастические чаевые.
– Да и вообще сомневаюсь, что изучение философии имеет что-то общее с моим 'истинным призванием', чем бы это ни было! – насмешливо воскликнула она, позабавленная серьезностью Бруно. – В этом семестре я была не более чем на двух лекциях. Я еще не написала реферат и не открыла ни одной книги, кроме случайно попавшегося дрянного романа.
– Ну, тогда ты очень скверная девчонка.
Тэра прищурила глаза.
– И что же ты намерен делать с этим? – дразнящим шепотом спросила она.
Бруно встал, подхватил Тэру, перекинул ее через плечо и шутливо шлепнул по ягодицам. Тэра взвизгнула и стукнула его по уху.
– Заткнись! – ласково прошептал он. – А то сейчас пол-этажа сбежится под дверь.
– Тогда вот так тебе! – Она накрыла его рот жестоким поцелуем, раздвигая языком зубы.
Со сдавленным смехом они повалились на кровать, сплетясь руками и ногами в яростном и страстном объятии.
– Быстрей, быстрей! Я не могу ждать! – выдохнула Тэра.
Все было спонтанным, горячим, беззаботным и светлым – восхитительное торжество одухотворенной юности и неподдельного чувства.
Через шесть с половиной минут все было кончено.
– Мм! – промычал Бруно, прижимая к себе Тэру среди беспорядочной кучи наполовину сброшенной одежды и смятых простыней.
– Мм! – кивнула она, уже почти погрузившись в сон.
Всю эту ночь в общежитии, где жила Тэра, в комнате дежурного администратора настойчиво, с регулярными промежутками, звонил телефон.
Глава 4
В семь часов вечера следующего дня Джорджиана вместе с подругой Элфридой стояла в дверях своей элегантной гостиной, осматривая, все ли готово к празднованию сорокалетия Ксавьера. Мысленно она поздравила себя с тем, каким умным и тонким способом предотвратила в свое время угрозу их браку и превратила отношения с Ксавьером в нечто изысканное и оригинальное.
Конечно, Элфрида была постоянным источником помощи. Когда психотерапевты, один за другим, терпели неудачу в попытках разгадать тайну души Джорджианы, Элфрида неизменно предлагала следующего, о котором она слышала, что он 'просто творит чудеса'.
Джорджиана сделала несколько шагов вперед, чтобы осмотреть стол, на котором стояли блюда с заливными утками, плетеными булочками, розовой ветчиной, окруженной половинками янтарного инжира, целый марципановый оркестр с фигуркой самого маэстро и огромный торт в форме скрипичного ключа, покрытый белой и золотой глазурью. Она удовлетворенно улыбнулась.
– Это слишком красиво, чтобы есть, – сказала Элфрида, потягивая коктейль – шампанское 'Болинжер' 1973 года, налитое поверх кристаллов сахара, пропитанных арманьяком.
– Сегодня особый день, – проговорила Джорджиана. – Он будет в восторге. На седьмом небе. Пусть Брамс и Малер помучаются.
– И что же ты приготовила ему на этот особый день рождения? – протянула Элфрида в своей обычной ленивой манере, расправляя юбку малинового шелкового платья.
Джорджиана, совершенно неотразимая в платье из кремового крепа, задрапированного на манер дневнегреческих одежд, – любимый стиль Ксавьера, – хрипловато усмехнулась.
– Ты хотела сказать, кого я ему приготовила?
Элфрида посмотрела вниз на свой бокал. Значит, Джорджиана все еще играет в эти игры. Она скривила губы.
– Естественно. Я помню, что у тебя в высшей степени оригинальный вкус в подборе подарков для своего мужа.
– Для сегодняшнего дня я выбрала нечто исключительное, лучшее из всего, что было. Раньше тоже попадались прекрасные экземпляры, – довольным тоном пояснила Джорджиана. – Но они не идут ни в какое сравнение.
– Боже мой! – воскликнула Элфрида, слегка шокированная, что было совсем нетипично для нее.
