других. Она была удивительно похожа на саму Джорджиану стройной фигурой, элегантностью и женственной грацией. У нее были темно-синие глаза и нежный, красивый голос. Но главным было ощущение особой ауры, исходящей от нее. Глядя на нее, было трудно поверить, что она не из старинного аристократического рода.
Джорджиана расспросила ее о работе. Девушка отвечала со спокойной прямотой, объяснив, что ее клиенты – джентльмены в полном смысле этого слова, что она не испытывает чувства стыда по поводу своей работы, считая ее сродни искусству, и что ее годовой доход в пять раз превышает сумму, которую она бы имела, работая учительницей в соответствии с полученным образованием.
Все это произвело впечатление на Джорджиану.
– Вы мне подходите, – с холодной решимостью сказала она девушке в конце обеда. Она вручила ей конверт с банкнотами высокого достоинства, – Это персонально от меня. Я хочу заранее поблагодарить вас. Свое вознаграждение вы получите в агентстве, как обычно.
Девушка благодарно улыбнулась и с достоинством наклонила голову в знак признательности.
С замиранием сердца смотрела Джорджиана, как такси увозит девушку прочь. В этой молодой женщине она встретила подобную себе по физическому совершенству. И она собиралась на блюдечке преподнести ее Ксавьеру.
Это было опасно. Можно сказать, безрассудно с ее стороны, но захватывало, будоражило, возбуждало до головокружения.
С другой стороны, это как бы подтверждало непоколебимость и вечность их брачного союза.
– Она будет в гиацинтово-голубом, – сказала Джорджиана Элфриде. – Ксавьер любит этот цвет – после кремового и белого, разумеется, – добавила она, дотрагиваясь до своего изумительного платья.
– Надеюсь, Ксавьер готов к этому, – сухо произнесла Элфрида. – В конце концов, он уже не юноша. И он много работал в последние годы.
– Он действительно трудоголик, – заметила Джорджиана. – Он признает только активный отдых – управляет самолетом, катается на лыжах, плавает на яхте. Я полагаю, что секс тоже стоит в этом ряду, и это самый простой способ снять напряжение…
Элфрида незаметно поморщилась. То, что Джорджиана так спокойно говорила о сексе между своим мужем и другой женщиной, раздражало ее. Она вообще считала, что сама идея приглашения девушек по вызову для удовлетворения потребностей собственного мужа – очень рискованное дело. Действовать подобным образом – значит напрашиваться на неприятности.
– Кстати, а где Ксавьер? – спросила она, оглядывая комнату, уже заполнившуюся блестящими столичными знаменитостями, главным образом, из мира искусства и политики.
– Он поехал в больницу. С одним из музыкантов Тюдорской филармонии, которого Ксавьер знает очень давно, случился сердечный приступ сразу после вчерашнего концерта. Он в критическом состоянии.
– Боже! Какая трагедия.
– Да, я думаю, ему лишь чуть больше пятидесяти. Тем не менее, уйти из жизни с заключительным аккордом Четвертой симфонии Брамса… Ксавьер, наверное, будет ужасно завидовать.
Элфрида посмотрела на Джорджиану и отметила про себя, что ее подруга действительно очень необычная женщина.
Вечер был в разгаре, когда, наконец, появился Ксавьер. Он остановился в дверях, оглядывая гостиную, – суровый, отрешенный, пугающе загадочный. Все головы повернулись к нему, все взгляды сосредоточились на его высокой подтянутой фигуре. На холодном непроницаемом лице появилась вежливая улыбка в знак признательности к тому почтительному вниманию, которое вызвало его появление.
Ксавьер действительно обладал способностью мгновенно приковывать к себе всеобщее внимание. Он умел также создавать абсолютную тишину, если хотел этого. Но сегодня был особый случай, сегодня был день его рождения. И сегодня он должен быть любезным и обаятельным. Этого ждала от него Джорджиана. Это скорее ее вечер, чем его. И Ксавьер направился прямо в толпу гостей.
Джорджиана смотрела на него с гордостью, как если бы он был бесценным произведением искусства, такого же класса, как, например, серия набросков Пикассо, которые он недавно подарил ей. Какой у него благородный вид, как украшают его прожитые годы. Он был мужчиной того типа, которые с возрастом выглядят все лучше.
Сорок лет – замечательный возраст для мужчины, решила Джорджиана. Сорок лет имеют полноту и вес, которых нет у тридцати. В сорок лет мужчина находится на вершине своих возможностей. Его ждет впереди блестящее десятилетие славы и успехов.
Джорджиана наблюдала, как Ксавьер обходит гостей, пока, наконец, не подошел к изящной блондинке в голубом платье элегантного, но в тоже время соблазнительного покроя. Джорджиана видела, как его темноволосая голова слегка склонилась к светлым волосам девушки. Ей казалось, что она почувствовала искру восторженного предвкушения, вспыхнувшую в нем. Когда он повернулся и встретился взглядом с Джорджианой, она ответила нежной заговорщической улыбкой.
О, как она понимает его! И она благодарна ему, что он понял ее ответное требование: желание остаться нетронутой, неприкосновенной. Он заслужил тот роскошный подарок, который она преподнесла ему сегодня.
Пройдя в столовую, чтобы в последний раз взглянуть, все ли готово к ужину, Джорджиана не смогла сосредоточить внимание на накрытом столе. Неожиданная чувственная волна окатила ее, ток возбуждения пробежал по телу. Она откинула голову назад и сделала глубокий вдох. Неясные пульсирующие биения возникли в глубине, меж бедер, отразившись сладкой дрожью во всем теле. У нее перехватило дыхание от этого внезапного отчаянного наслаждения.
Джорджиана находилась одна в просторной столовой. Она медленно провела руками вдоль строгих линий своего стройного тела, восхищаясь его хрупким совершенством. В целомудренной ласке ее тонкие пальцы скользили по ткани платья, обрисовывая невысокие купола грудей, тонкую талию и изящный изгиб бедер.
Легкий вздох сорвался с ее губ.
Она знала, что прекрасна. Совершенна. И в высшей степени чиста.
Когда последние гости разошлись, и Джорджиана тоже уехала вместе с Элфридой в ее 'мерседесе' с шофером, Ксавьер налил себе двойную порцию виски и медленно прошел вдоль длинного ряда выходящих на юг окон гостиной.
Молодая женщина в голубом платье тихо ждала. Она стояла на почтительном расстоянии, опершись рукой о каминную полку. Платье оставляло обнаженными ее загорелые до золотистого оттенка руки.
– Хочешь послушать музыку? – негромко спросил Ксавьер.
Она слегка встрепенулась.
– Это было бы чудесно.
Она немного подождала, оглядываясь в поисках музыкальной аппаратуры, всегда имевшейся у ее клиентов. Здесь не было ничего похожего. Может, необходимое оборудование спрятано в одном из этих замечательных лакированных шкафчиков?
– Поставить компакт-диск? Где вы их храните?
Он отрицательно махнул рукой.
– Нет, нет. Я имел в виду живую музыку.
Он сел перед девятифутовым концертным роялем, стоявшим в углу.
Ну, конечно! Она должна была догадаться.
Ксавьер бросил на нее беглый взгляд.
– Итак, что тебе нравится? – Она облизнула губы, почувствовав непонятное волнение. – Проси все, что ты хочешь, – сказал он. – Не думай о том, понравится ли это мне.
– Что-нибудь из 'Вестсайдской истории', – сказала она после короткой паузы. Она смутно помнила, что музыка к этому мюзиклу была написана одним из известных дирижеров. Она не помнила его имени, но Ксавьер наверняка помнит. – Одна из моих любимых – 'Сегодня ночью'. Вы ее знаете?
Ксавьер хмыкнул. Сильными пальцами он коснулся инструмента, подобрал мелодию и начал импровизировать аккомпанемент, сложный и изысканный.
