быстро оглядела присутствующих и тотчас же увидела Генриха.
Король был молод и не безобразен, с тонкими чертами лица, с довольно длинным носом, небольшими темными пронзительными глазами. Рядом с ним стояла группа министров, и когда ему представляли присутствующих, они тихонько нашептывали ему что-то. Король обдумывал их слова и выносил решение.
К Женевьеве вернулось присутствие духа, когда она увидела, как милосердно он обходится с бывшими своими противниками. Один из дворян Корнуэлла, старый рыцарь, убежденный сторонник партии Йорка, предстал перед Тюдором. Старик витиевато говорил о том, что боролся только в той мере, в какой к этому обязывала его клятва верности. Но Ричард мертв, и он рад, что война окончена. Он присягнет Генриху Тюдору, и будет хранить верность клятве, данной Ричарду.
Король милостиво обошелся со стариком, сказав, что присяга и «небольшой» денежный штраф, который не показался Женевьеве таким уж «небольшим», послужат примирению между сюзереном и вассалом.
Мимо короля проходили все новые и новые просители. И вот сердце Женевьевы подпрыгнуло до самого горла, когда она услышала, как назвали ее собственное имя. Она пошла через зал, высоко держа голову, и предстала перед королем, восседавшем на троне. Женевьева преклонила колени и, поднявшись, встретилась с ним глазами. И удивилась, заметив нескрываемый интерес, мелькнувший во взоре короля.
– Итак – вы – Женевьева из Эденби, – медленно проговорил он. – Вы просили об аудиенции с нами?
Она почувствовала дурноту. Его глаза скользили по ее телу, как будто он уже мысленно срывал с нее одежду, и оценивал ее достоинства, имея кое-какие намерения относительно нее.
– Да, Ваше Величество, – пробормотала Женевьева, вымученно улыбаясь, – как и многие другие знатные лорды, мой отец присягнул Ричарду III. А присяга должна соблюдаться во имя чести, сир. Но Эденби, Ваше Величество, сложил оружие и просит о мире, который Ваше Величество, столь великодушно пытается установить в нашей стране.
Генрих улыбнулся с видом человека, которому известны некоторые обстоятельства, пока скрытые от глаз простых смертных.
– Леди Женевьева, вы столь прекрасны и грациозны, – сказал он, вызвав у нее вздох облегчения, – что кажется, все идет хорошо. – Генрих снова улыбнулся ей, и Женевьева почувствовала внезапную радость и огромное облегчение. Она будет готова заплатить гораздо больший штраф, нежели корнуэллец. Эденби вполне выдержит его. И они, наконец-то, обретут мир!
– Очень грациозны и красивы, – повторил король, и Женевьева невольно вздрогнула, когда он глянул поверх толпы придворных, и на его устах появилась похотливая улыбка.
И снова Генрих посмотрел на нее, его глаза скользили по линиям ее тела с легким изумлением. «Он мужчина, – с беспокойством подумала Женевьева, – и со своеобразным чувством юмора, который его приближенные, вероятно, иногда находят ужасающим. Он, очевидно, чему-то радовался». Внезапно Женевьева почувствовала себя неуютно и потерянно, хотя пока не могла понять, почему. Почему же он не требует от нее штрафа? Или он ожидал услышать от нее что-то еще?
– Ваше Величество… – проговорила Женевьева, – мы клянемся в верности Вам.
– Да… – ответил он с долгим вздохом, – но я боюсь, миледи, что вы не имеете права на это.
– Простите, сир? – произнесла она изумленно.
Генрих улыбнулся.
– Эденби сложил оружие несколько дней тому назад.
– Простите? – снова переспросила Женевьева, еще не осознав толком услышанное, но уже понимая, что все идет совсем не так, как она рассчитывала.
Король посмотрел поверх ее головы, словно увидев кого-то в толпе. И тут она услышала шаги, приглушенные бархатной дорожкой, покрывавшей пол. Нахмурившись, Женевьева обернулась.
И… застыла, как громом пораженная от ужаса и невероятности происходящего.
Тристан!
Она моргнула, этого не может быть! Не может быть! Он же мертв! Мертв и похоронен. Она сама его убила! Она сама видела, как погасли его глаза, как душа оставила его тело.
Он медленно подошел к ней, одетый не для сражения, как она видела его в последний раз, а в красивый, элегантный камзол. На нем были голубые чулки, а его платье было отделано роскошным горностаем. На плечи был накинут ярко-красный плащ, застегнутый бриллиантовой брошью. Он любезно улыбался, но в улыбке этой не было ни теплоты, ни веселья. Это была холодная, жестокая улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. Он возвышался над ней, заполняя всю комнату своей энергией и силой, и Женевьева подумала, что сейчас лишится чувств.
Тристан де ла Тер отвесил ей низкий поклон и заглянул в глаза. Она не могла отвести своего взгляда и чувствовала, как у него внутри разгорается адский огонь. Его взгляд был подобен молнии. Колени ее задрожали. Отец Томас лгал! Мертвецы выходят из могилы, ибо Тристан жив. Темный и угрожающий, такой же живой, как и прежде, полный сил и жажды мести. Он здесь, смотрит на нее своими пылающими глазами, темно-синими, как ночное небо. Эти глаза зловеще усмехались, напоминая о ее преступлении. Но она и так ничего не забыла.
И он ничего не забыл.
– Леди, – проговорил он, коротко улыбнувшись, и посмотрел на короля. – Ваше Величество!
– А, Тристан! Это та самая леди, которую вы искали?
– Да, Ваше Величество. Я вижу, что вы уже познакомились. А теперь я позволю себе смелость представить Вам леди Женевьеву, мою любовницу!
Тристан низко поклонился и прежде чем произнести следующую фразу, окинул Женевьеву насмешливым взглядом.
– Я делаю это по ее просьбе.
