исправимыми. Я думаю, Улаф, когда Маккоубер произносил слово «Ютавр», он довольно отчетливо представлял себе его смысл...
– Кентавр, Минотавр, – рассеянно дополнил Крамер. – Если произнести мою фамилию наоборот, получится Ремарк. Магия слов или словесная эквилибристика, и сколько угодно скрытого смысла... Чем тебя насторожило слово «Ютавр»?
– Маккоубер мог подать в отставку только в одном случае, Улаф... Если был убежден, что допустил ошибку сам.
Леонид взглянул в ошеломленные глаза Крамера и добавил:
– Или еще хуже... Если был убежден, что погубил Проект собственными руками.
Крамер судорожным движением расстегнул ворот рубахи.
– Но как бы там ни было, Улаф, Рой все-таки существует, и надо искать способ заставить его отдать нам Ю-информацию. Точка.
Крамер шумно перевел дыхание.
– Ну почему я так люблю оптимистов?.. – с грустным недоумением вопросил он пространство.
Белая дверь открылась, и в зал вошла Надия. Леонид увидел ее и ощутил, что вместе с ней в зал вошел праздник, о котором они тут с Крамером позабыли. Во всем ее облике была какая-то неузнаваемая новизна, и Леонид, поспешивший навстречу, не сразу понял, в чем дело, и только когда они встретились в центре зала, он осознал, что дело не в новой прическе и даже не в новомодном светящемся платье, а в том, что трехмесячный срок без нее – это слишком жестокая и совершенно несправедливая штука...
Она первая вспомнила, что здесь они не одни, посмотрела в ту сторону, где стоял Крамер, глядя сверху на город, и сказала ему: «Здравствуй, Улаф!» – и когда он обернулся, она помахала рукой, добавила: «С праздником!» – и Крамер церемонно ей поклонился.
Крамер проводил их взглядом. У двери Леонид задержался и виновато на него посмотрел. Надия крикнула: «Мы будем в Зимней Пирамиде, Улаф! Приходи побыстрее!» Крамер пожал плечами и сделал в воздухе неопределенный жест.
ТАЙНА ПОКРЫВАЛА ЗОЙСУЭЛЛЫ, ДЭН ФРОСТ И РАВНЕНИЕ НА ЮПИТЕР
Город был изобретательно ярко украшен иллюминацией. На длинном светящемся панно, мимо которого они проходили, катились колеса. Сначала катились маленькие колеса, потом большие, потом опять маленькие и снова большие. В каждом колесе вращались календарные цифры прошлых лет, и чем крупнее было оно, тем более поздним годом было отмечено. Леонид опросил Надию, что означают эти колеса. Она не знала. Они поцеловались. Откуда-то сверху послышались возгласы. Леонид туда посмотрел и увидел, что вдоль эстакады двигалось много людей, и все они махали руками и одобрительно что-то кричали про поцелуи и годовые колеса.
Виновники переполоха не стали разбираться, что к чему, – схватившись за руки, пустились наутек.
За углом они перевели дыхание. Здесь было другое панно. На этом панно сновали синусоидальные волны, по волнам плыл круторогий бык, а на спине быка уверенно сидела красавица с античным профилем. Это была, конечно, Европа на похитившем ее быке-Юпитере, и целоваться здесь было неудобно. Бык повернул голову и совсем не мужественно, по-коровьему произнес «му-у-у...» Надия передразнила быка. У нее это вышло очень забавно, они рассмеялись и пошли дальше.
Дорожка с твердым гладким покрытием вела по аллее цветущих глициний и дальше – через пруд с фонтанами. Гирлянды фиолетовых цветов глицинии распространяли сильный аромат, струи фонтанов блестящими дугами перекатывались над низким мостом и шумно падали в пруд, а за фонтанами был освещенный вход в Летнюю Пирамиду, огромная треугольная грань которой наклонно сужалась к вершине золотисто мерцающим острием.
Они прошли по набережной пруда, пересекли красочно иллюминированный розарий и ступили на ленту движущегося тротуара. Тротуар двигался по направлению к Форуму вдоль аллеи молодых камфорных деревьев городского сквера. Здесь было безлюдно и тихо. Надия сказала, что отсюда можно пройти в Зимнюю Пирамиду мимо Павильона Иллюзий, и хотела спрыгнуть с тротуара, но Леонид ее задержал и сказал, что в Зимнюю лучше пройти мимо Форума и так будет даже быстрее.
Но быстрее не получилось.
Тротуар внезапно остановился. Между деревьями был проход на информационную площадку городского Центра Известий. Обычно эту площадку, как цветы клумбу, усеивали сотни чашеобразных кресел, люди сходились сюда группами и в одиночку, просматривали цикл объемной видеоинформации о событиях дня и расходились, уступая место тем, кто не видел. Но сегодня ничего этого не было. Посредине пустынной площадки возвышался невероятно древний с виду фонарный столб, обвитый обрывком ржавой цепи, а в круге яркого света находилась одинокая фигура человека в черном.
Фигура стройная – длинные ноги, изящный изгиб талии и бедра, – но в позе этого человека, с ног до шеи затянутого в черное трико, угадывалось столько неизбывной скорби, что одного взгляда на него было достаточно, чтобы почувствовать себя нехорошо и тревожно. И еще этот древний дурацкий фонарь и ржавые цепи... Леонид и Надия переглянулись.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила она.
– Разберемся, – коротко ответил он, и они подошли к неподвижной фигуре, воплотившей в себе вселенскую скорбь.
Звука их шагов человек, казалось, не слышал. Закрыв лицо руками в белых перчатках, опираясь плечом о фонарный столб, он стоял совершенно окаменело, как статуя – красивая черная скорбная статуя, и даже не шевельнулся, когда они вступили в круг света от фонаря и Леонид негромко спросил:
– Не нужна ли вам наша помощь?
За пределами светлого круга было пустынно и сумрачно, тишину нарушало поскрипывание подвешенного на цепи фонарного колпака... Леонид тронул плечо незнакомца и повторил свой вопрос.
Незнакомец отвел ладони. Его лицо – скорбная маска мима: обведенные белым рот и глаза, а под глазами – синие треугольники.
– Ваша помощь?.. – вопросил он пространство гулким шепотом, и хотя губы его шевельнулись на неподвижном лице, звук шел откуда-то сверху, шел, что называется, от фонаря, и Леониду все это не очень понравилось.
– Право, не знаю... – шепотом сказал незнакомец. – Да, может быть... Печально, если сегодня нам не удастся проникнуть в тайну покрывала Зойсуэллы!.. – Жест отчаяния, фонтанчики слез, и Леонид ощутил себя участником какого-то дурацкого спектакля.
Сумрак за пределами освещенного пятачка сгустился, пушистыми хлопьями повалил снег. Леонид взглянул на обнаженные плечи Надии. Ему хотелось взять ее за руку и уйти, но было заметно, что ей любопытно, и он сдержался. Мим поднял руки вверх полукругом. Зазвучала ритмичная музыка, площадка двинулась с места и поехала вниз.
Леонид не ошибся – это было началом красочного спектакля, с превосходной музыкой, танцами и хоралом, насыщенного правдоподобно выполненными сферокартинами объемного иллюзиона. С первых минут стало понятным, что основа спектакля – исполнительское мастерство человека в черном трико; совершенной пластике его мимического танца, пожалуй, мог позавидовать и знаменитый Николо Беллини...
Густо шел снег, звучала музыка, площадка ощутимо двигалась куда-то, стройное тело незнакомца в черном трико гибко покачивалось под фонарем из стороны в сторону, словно колеблемый течением длинный лист водоросли. Потом фонарь исчез. Вспыхнуло яркое теплое солнце, и странно было смотреть на него сквозь метель, потому что кроме него и летящего пуха снежинок на фоне бархатной тьмы разглядывать было нечего.
Но вот наверху распахнулся круг голубого неба. Ритм музыки изменился, хор торжественно вывел голосовую репризу. Танцующий мим пошел вдоль границы освещенного пятачка, с
Вы читаете Неуловимый прайд
