которых изображена в крупном масштабе эта песчаная пустыня. Преодолеть её на машине можно только с северо-запада на юго-восток — по ложбинам между высокими, почти непрерывными песчаными грядами. Биллу уже приходилось пересекать пустыню Симпсона, и он по памяти наносит жёлтым фломастером возможный путь. На главном листе, где нет никаких ориентиров, кроме песчаных гряд, он просто соединяет крайние точки карты прямой линией по диагонали и говорит:
— Примерно здесь.
Его коллега, принимающий участие в разговоре, берет у него из рук фломастер и проводит линию на пять километров восточнее:
— По-моему, скорее здесь.
— Но в общем, как попадёте между грядами, поезжайте — всё равно ни вправо, ни влево свернуть невозможно. Примерно через сто тридцать километров пески кончатся и начнётся щебнистая пустыня. А дюны нанесены очень точно — по аэроснимкам. Правда…— Билл взглянул на легенду карты и усмехнулся, — аэросъёмка проводилась в пятидесятом году, дюны могли с тех пор передвинуться.
После выхода на щебнистую пустыню на карте появляются пунктиры дорог. Ведя линию по ним, Билл комментирует:
— Эта дорога здесь обозначена, но её не существует… Эту дорогу смыло два года назад… Эта дорога идёт не прямо, а вокруг холма, совсем в другом месте… А насчёт этой дороги я не знаю — её могло смыть в последние дожди…
Меня такие объяснения приводят в восторг, а Василь, напротив, все более мрачнеет.
Я успокаиваю его:
— Не волнуйся, Василь, все равно впереди будет побережье океана — дальше не проедем.
Прощаемся с коллегами, пополняем запасы воды и топлива — и в путь. Впереди траверс пустыни Симпсона, впереди новые испытания и приключения!
С обеих сторон за окнами автомобиля высятся ярко-красные гряды барханных песков, лишённые растительности. А впереди до горизонта тянется широкая зелёная «дорога» — это поросшая травой межгрядовая ложбина. Такие ложбины пролегают с северо- запада на юго-восток и могут служить наземной трассой через пустыню Симпсона, или Арунта, как её называют аборигены.
Рядом со мной сидит пропылённый и обросший чёрной щетиной Василь Морарду. На лёгких участках пути он учится вфдить машину. Но сейчас, когда дорогу заменяет заросшая кочками колючей триодии ложбина, я не решаюсь доверить ему управление тяжёлым «лендровером».
Прошло уже почти три недели, как мы выехали из Канберры, и за это время нам удалось достичь самого сердца Австралийского континента. Мы проехали уже более двух тысяч километров, и из них более тысячи по пыльной грунтовой дороге — трансавстралийской магистрали, пересекающей материк от Аделаиды до Дарвина.
Теперь, запасшись крупномасштабными топографическими картами, мы совершаем траверс пустыни Симпсона, начав его из городка Алис-Спрингс и намереваясь выйти к одинокой ферме Андадо на другом краю безлюдного моря барханных гряд.
Сейчас начало мая — глубокая осень. Температура днём не поднимается выше двадцати пяти градусов. Яркое солнце припекает в середине дня. На небе почти нет облаков. Дождей уже давно не было, но злаки в межгрядовых понижениях ещё зеленеют, используя сохранившуюся в почве влагу.
Если через три дня мы не выедем к ферме Андадо, то сотрудники научного центра в Алис-Спрингсе свяжутся с фермером по радио и будут искать нас с помощью самолёта. Но пока всё идёт благополучно.
Изредка попадаются небольшие рощицы или отдельно стоящие акации мал га, изящные, прямоствольные, с прозрачной серовато-зелёной кроной. С одного такого дерева слетает небольшая стайка волнистых попугайчиков — тех самых, без которых не обходится ни один наш зоомагазин. На земле предков эти яркие длиннохвостые птички имеют лишь один вариант окраски: все они изумрудно-зелёного цвета. Это уже птицеводы в Европе развели синих, белых и жёлтых.
Два чёрных пустынных ворона медленно летят над ложбиной, обследуя местность в поисках случайной добычи. Из густых куртин триодии вспархивает стая розовых какаду, крупные хохлатые птицы делают круг и снова опускаются на землю.
Быстро, легко и стремительно пролетают над самой землёй две крошечные бриллиантовые горлицы.
На очередной остановке мы обследуем растительный покров пустыни. Приятно размяться после жёсткой езды по бездорожью. Под ногами удивительный ярко-красный песок, сыпучий и мелкий. Такую своеобразную окраску придаёт ему плёнка окислов железа, покрывающая каждую отдельную песчинку.
Зелёный покров в ложбине разрежен, им покрыто менее половины поверхности почвы. Основу составляет триодия Базедова, образующая мощные колючие куртины. Стоит положить ладонь на поверхность куртины — ощущаешь множество уколов. Да, вряд ли такой злак окажется съедобным для каких-нибудь домашних животных, кроме верблюдов. Между куртинами триодии видны и другие злаки, а также разнотравье. Ближе к подножию барханной гряды растительный покров становится все разреженнее, а на склоне её видны лишь отдельные экземпляры зигохлоэ, птилотуса и кроталарий.
По крутому склону, увязая в красном песке, вскарабкиваемся на гребень восьмиметровой гряды. Сверху открывается великолепный вид на безлюдный и безбрежный ландшафт. Зелёные ложбины, рассечённые выпуклыми рыжими спинами барханных цепей, тянутся параллельно. Ширина каждой из них достигает двухсот — трёхсот метров. Склоны покрыты затейливой ветровой рябью, нарушаемой кое-где следами крупных тёмно-серых жуков-чернотелок и розовато-серых ящериц-драконов.
У основания бархана под куртиной видна маленькая воронка, из которой то и дело выбегают суетливые чёрные муравьи. А вот и «чудо природы» — ящерица-молох, покрытая сверху и с боков острыми, но на ощупь довольно мягкими шипами. Молох охотится на муравьёв и вначале не замечает нашего присутствия. Мы выдаём себя упавшей на него тенью, и тотчас молох растопыривает лапы, выгибает спину, упирается мордочкой в песок, выставив вперёд рогатый затылок. Такой оборонительный приём, возможно, смутит недостаточно смелого хищника.
Почти из-под ног вспархивает небольшой рыжеватый куличок — это замечательный австралийский зуёк, живущий в глубине пустыни, вдали от воды. Он быстро скрывается среди травы, а мы, приглядевшись к ровной рыжей почве, замечаем оставленного птенца. Малыш ещё не летает, покрыт бурым пухом, ему приходится затаиться, плотно прижавшись к земле. Сейчас он похож на небольшой камешек, лежащий на песке. При этом птенец не забывает строго ориентироваться по солнцу, повернувшись к нему спиной. В таком положении глаза его оказываются в тени и не выдают своим блеском присутствия птицы.
В лощине на плотном, слежавшемся песке замечаю стелющееся растение с серо-зелёными резными листочками и ярко-красными цветами, сидящими на длинных цветоножках. Каждый изящный цветок вооружён эффектной шпорой. Это пустынный горошек Стёрта, и сейчас время его цветения. Встречается он на песчаных почвах во внутренней Австралии. Красочный облик этого растения невольно привлекает взгляд, и недаром оно служит эмблемой штата Южная Австралия. Однако открыто оно было на дальнем северо- западе материка. Пустынный горошек оказался одним из первых растений, попавших в Европу из Австралии.
За семьдесят лет до того, как знаменитый ботаник Джозеф Бэнкс смог посетить Австралию вместе с Джеймсом Куком и собрать свой уникальный гербарий, на северо-западном берегу Австралии высадился бывший пират Уильям Дампир. Этот человек, посвятивший молодость скитаниям по Атлантике и грабежу испанских и португальских судов, впоследствии направил энергию в более полезное русло и совершил три кругосветных путешествия, составив ценнейшие карты многих южных морей Пацифики. Во время одного из этих плаваний Дампир обследовал северное побережье Австралии, именовавшейся тогда Новой Голландией, и в 1699 году нашёл там пустынный горошек, собрал его и засушил. Любопытно, что собранные бывшим пиратом растения сохранились до сих пор и украшают гербарий Оксфордского университета.
Имя Дампира запечатлено в научном названии пустынного горошка —
