маленькой речки ярким пятнышком проносится сине-зелёный зимородок. Из-под ног стремительно выскакивает полуметровый варан и пулей взлетает на дерево, скрываясь в кроне.
После завтрака местный учитель приглашает меня на рыбную ловлю. Пользуясь приливом, выходим в море на моторной лодке. Под нами «крыша» кораллового рифа, образованная мёртвыми кораллами. Хотя сами кораллы не могут жить в тёплой и бедной кислородом воде лагуны, жизнь на «крыше» пестра и богата.
Дождавшись отлива, я покидаю лодку, стоящую на якоре у внешнего края рифа и, пока учитель рыбачит, отправляюсь пешком по мелководной лагуне.
Повсюду видны чёрные и жёлтые «колбасы» — это голотурии, дальние родичи морских звёзд. Движение их заметить невозможно, так медленно они ползут по дну. Но о направлении их перемещения можно судить по следу, тянущемуся за ними. Если дотронуться до голотурии, она выпускает из ротового отверстия белые клейкие нити. Так же медленно, как и голотурии, движутся по дну лагуны синие и красные морские звёзды. Поразительно разнообразие брюхоногих моллюсков. Среди них особенно красивы моллюски рода ципрея, или каури. Мелкие молочно-белые каури прячутся целыми группами под обломками кораллов, реже попадаются крупные пятнистые каури. Особой осторожности в обращении требуют моллюски рода конус: их «нога» вооружена твёрдой роговой пилочкой. Стоит схватить конуса, как он высовывает свою пилочку и режет руку, внося в ранку сильный яд.
В тени крупных обломков прячутся длинноиглые ежи. Потревоженные, они быстро забегают на другую сторону камня, шагая на своих длинных иглах. Собравшись перевернуть небольшой обломок, я неожиданно обнаруживаю, что это рыба. Недаром её называют рыба-камень: маскировка под облик замшелого камня превосходна.
Из укрытия выныривает небольшой осьминог и пытается улизнуть, но я успеваю подхватить его сачком, чтобы хорошенько рассмотреть и сфотографировать.
Возвращаюсь к лодке и, вооружившись трубкой и маской, плыву вдоль наружного края рифа, где стена его круто уходит в тёмную глубину. Здесь уже господство живых кораллов. Медленно парю в воде над фантастическим «садом», роль цветов в котором выполняют кораллы. На концах хрупких ветвей нежные розетки всех возможных цветов — розовые, белые, фиолетовые. В основание коралловых построек вросли крупные двустворчатые моллюски — тридакны. Их створки окаймлены ярко-синей бахромой. Внутри коралловых зарослей прячутся пёстро раскрашенные рыбки, а над поверхностью рифа медленно бродят более крупные хищные рыбы — групперы, королевские окуни, макрели. Некоторых удаётся подцепить на крючок с насадкой из сардины.
В тёмной расщелине, извиваясь, скрывается змеевидная мурена. На глубине пяти метров вдоль коралловой стены проплывает морская черепаха. Медленно взмахивая передними ластами, она постепенно уходит вглубь.
После успешной рыбной ловли возвращаемся в деревню, где нас ждёт Боб. С ним вместе мы проверяем работу девяти фермеров острова Дарнли. Особенным усердием отличается Тимото — пожилой островитянин, не жалеющий времени для ухода за своими питомцами. И черепахи у него самые крупные и красивые, с хорошо сформированным, гладким и блестящим панцирем. Скоро можно будет выпускать их на волю, и они поселятся среди окрестных рифов.
Пятого сентября просыпаюсь на борту шхуны «Мелдига», которая швартуется к причалу острова Терсди. Обратный путь с Дарнли занял два дня. Прощаюсь с капитаном и командой, и вот я снова на суше. Стая серебристых чаек кружится над побережьем, отыскивая случайный корм, выброшенный со шхун. Солнечный день, на небе лёгкая облачность, ветер упруго и настойчиво дует с юго-востока. Парусная погода!
Завершаю организационные дела. На почте отправляю письма, а затем звоню в наше посольство в Канберру, сообщаю, что я ещё жив, здоров и направляюсь на Новую Гвинею, в Порт-Морсби. Слышно хорошо, будто из соседнего дома. Приятно после целого месяца «островной изоляции» снова услышать русскую речь.
В местной таможне получаю визу для въезда на Новую Гвинею. Офицер-таможенник, смуглый полный мужчина лет сорока пяти, в военной форме, с добродушным округлым лицом, говорит мне:
— Терпеть не могу этих длинноволосых хиппи. Они наводнили всю Австралию, а теперь пытаются проникнуть и на Новую Гвинею. Есть, к счастью, закон, по которому можно их не пускать туда. Но вы, — добавляет он, взглянув на меня, — совсем непохожи на этих волосатых молодых людей, поэтому вам я с удовольствием вручаю визу на Новую Гвинею. — Он протягивает мне оформленный документ.
В четыре часа мы погружаемся на маленькую моторную лодку и переправляемся на ней на Хорн-Айленд — там расположен аэропорт. На причале встречаю Боба Бастарда. Мы обмениваемся с ним впечатлениями: он только что прилетел с Йорк-Айленда и направляется теперь на Терсди, откуда я только что прибыл.
Далее автобусом едем в аэропорт через разреженный сухой эвкалиптовый лес с обилием светло-серых термитников в полтора-два метра высотой. Все они имеют четыре вертикальных ребра, ориентированных строго с севера на юг.
Это и есть знаменитые магнитные термитники. Конечно, обитающие в них термиты отличают стороны света отнюдь не по компасу и не по магнитному полю. Такая строгая направленность рёбер объясняется тем, что именно при таком их положении термитник меньше всего нагревается в жаркие полуденные часы. Солнечные лучи скользят вдоль рёбер, и нагревание поверхности термитника в этом случае, конечно, минимальное.
Самолёт берёт курс на Меипу. Летим мы сначала вдоль берега моря. Справа по борту исчезает остров Терсди, внизу открывается лесистое низменное побережье с полосой желтопесчаного пляжа, с зарослями мангов и извилистыми тёмными лентами рек. Лес в долинах рек и по берегам озёр сочно-зелёный, густой, а в междуречьях и на склонах холмов — серо-зелёный, сильно высохший за прошедший сухой сезон. Эвкалипты на междуречьях стройные, с высокими светло-серыми стволами, торчащими прямо из земли, которая покрыта высохшей травой и сухой листовой подстилкой. Кроны эвкалиптов округлые, приверхушечные, некоторые из них яркого светло-зелёного цвета. Это новая листва уже пошла в рост к началу дождливого сезона.
Перелёт Меипа — Керне — Порт-Морсби — и я оказываюсь на территории Папуа — Новой Гвинеи. Сейчас идёт последний год фактического колониального владения Австралии. Получив мандат на опеку над восточной частью острова Новая Гвинея, Австралия пока называет её формально своей «внешней территорией». Но уже идёт подготовка к выборам в парламент, и фасады домов, витрины магазинов украшает новая эмблема, символизирующая независимость страны, — великолепная пурпурная райская птица[16].
В аэропорту оформляю напрокат маленькую машину и направляюсь в Управление по охране природы. Здесь я знакомлюсь с руководителем управления доктором Максом Даунесом. Это седой высокий мужчина лет пятидесяти, по внешнему виду — типичный английский джентльмен, подтянутый, с пышными седыми усами и бровями.
Макс Даунес проводит меня по большому питомнику-парку и заодно рассказывает о работе своего управления и об охране природы на Новой Гвинее.
В управлении работают три секции. Первая — по изучению крокодилов. Макс Даунес — специалист по крокодилам и, конечно, называет эту секцию в первую очередь. Вторая — занимается изучением биологии оленей, а третья — общим исследованием фауны. Вскоре должна открыться четвёртая секция специально для изучения райских птиц.
— Ну а теперь я расскажу вам о своих любимых крокодилах, — усмехается Макс— Вплоть до шестидесятых годов их здесь отстреливали самым жестоким образом. Вы помните, что у нас обитают два вида крокодилов: солоноводный, или гребнистый, и пресноводный, тот же, что и на побережье Северной Австралии. Вначале мы ввели контроль за отстрелом крокодилов, втрое сократив нормы продажи их шкур. Напомню заодно, что одна шкура крокодила длиной около трёх метров стоит сейчас шестьдесят — семьдесят долларов. Основное место промысла крокодилов — область Сепик и река Флай. Именно в долине этой реки остаются ещё популяции на уровне промысловых, Сейчас и покупка шкур у местного населения, и их экспорт проводятся только по лицензиям.
— А почему вы специально занимаетесь оленем, ведь это интродуцированный вид, завезённый на остров. Стоит ли уделять ему такое особое внимание? — спрашиваю я.
