– У вас внутренний телефон все время занят. Может, неисправен?
– Исправен! – пробурчал Раппопорт, вставая.
В действительности он вытаскивал один проводок от этого телефона из розетки, предполагая, что Ягубов или кто-то другой слушает, что происходит в отделах. Следом за Локотковой, бесцеремонно разглядывая ее ноги и то, что находится выше, Тавров побрел к замредактора. На лестнице он не удержался и слегка погладил Анну Семеновну по симпатично выступающей сзади части тела.
– Что это вы, Яков Маркыч? – строго спросила она.
– Ox, Анечка… Воспоминания молодости…
Локоткова хихикнула, но для порядка назидательно произнесла:
Ягубов расхаживал по кабинету, преисполненный возбуждения. Увидев в дверях Таврова, радостно улыбнулся.
– Входите, входите, Раппопорт, – потирая руки, сказал он. – Для вас у меня новость.
Ругать не будет, мгновенно сообразил Яков Маркович. А с чего же он так радуется?
– Звонили сверху по поводу субботника?
– Уже знаете? И знаете, кто звонил?
Раппопорт мог бы, конечно, догадаться и об этом (велика мудрость!), но Ягубов не дал ему времени подумать.
– Только что звонил по ВЧ товарищ Хомутилов. Он просил передать, что его шефу доложили о нашем почине, а он сообщил… вы сами понимаете кому, – Ягубов сделал внушительную паузу. – И оттуда приказано поздравить коллектив редакции. Большая честь! Мы на правильном пути: Политбюро на днях решит сделать субботник всесоюзным.
– Я рад за вас, – Яков Маркович с шумом выпустил воздух через нос.
Ягубов не обратил внимания на его последнее слово.
– Все это большая честь, но и ко многому нас обязывает. Тираж газеты – девять миллионов, нас читает вся страна!
– А конкретнее? – перебил Тавров.
– Конкретнее? Давайте трудиться так, чтобы оправдать доверие.
– Мой субботник уже идет.
– Вот именно! – подхватил Ягубов. – Это вы хорошо сказали. Член Политбюро (пока не сказали кто) лично выступит у нас в газете со статьей по поводу субботника, и статью подготовите вы.
– Вот это уже конкретнее, – похвалил Тавров.
Ягубов подождал, пока Раппопорт осмыслит свою ответственность, подошел к столу и взял гранки.
– Да, чтобы не забыть! Насчет юбилея Парижской коммуны… Подправьте гранки, пожалуйста. Не надо никаких баррикад, поменьше о восстании и толпах народа на улицах. Ведь все это имеет чисто исторический интерес. И добавьте о новой сильной власти, которая была необходима. Ясно?
Раппопорт молча забрал из рук Степана Трофимовича статью и сразу, не заходя к себе, отправился в справочную библиотеку. Там сидел Ивлев.
– Клюнули?! – воскликнул Ивлев и перешел на шепот. – Им просто нечего делать. Разобраться в политике или экономике образование не позволяет. А субботник – тут они при деле. Но потомки… Потомки будут вас презирать, Тавров, за эту подлость.
– Потомкам, поскольку вы моложе и у вас есть шанс с ними встретиться, передайте, что в статьях членов Политбюро я использовал только нацистскую терминологию: «борьба за наши идеалы», «великая победа» и прочая. Пустячок, а приятно.
– Вот они где! – раздался крик на весь читальный зал.
В дверях красовалась борода Максима Петровича.
– Тише, Макс, – урезонил его Тавров, – что за оргия?
– Оргия впереди.
– Уже знаешь?
– «День тот был пятница, и настала суббота». Евангелие от Луки. С вас причитается…
– Но ты же не пьешь, завязал.
– Я бросил не пить. Пошли!
Закаморный, Раппопорт и Ивлев гуськом вылезли из двери библиотеки и направились в отдел коммунистического воспитания. Яков Маркович изнутри повернул ключ, чтобы не ломились посторонние, и тут же на столе оказалась бутылка водки, извлеченная Максимом из кармана потрепанного пальто.
– Какая оперативность! – восхитился Раппопорт. – Ну-с, распределим обязанности: я разливаю, вы – пьете.
Он выплеснул остатки чая из одного стакана под стол, взял с подоконника еще стакан и наполнил оба.
– Налейте и себе глоток, Яков Маркыч, – попросил Вячеслав.
Тавров посмотрел на часы.
