грантодатели с их нелепыми претензиями и высосанными из пальца угрозами…
— Понимаю, — сказала объект.
Блин. По их указаниям, он ведь еще должен продолжать ее окучивать. И на фига, спрашивается? — если с убийством Лилового полковника всё ясно? Правда, не совсем ясно с его наследством, уточнил Толик. Если тех, кто убил старика, благополучно замочили при штурме… Ладно, подождем.
— Анатолий?
Она только теперь заметила его.
— Что вы здесь делаете?
— Пришел навестить приятеля, — он как можно непринужденнее шагнул вперед. — Привет, Стар. Смотрю, ты слегка расклеился…
Обернулся через плечо и совсем уж внаглую бросил:
— А вы? А то я даже сразу вас не узнал, Ева.
Она смотрела на него в упор. Насквозь. За те несколько дней, пока они не виделись, объект изменилась едва ли не разительнее, чем после прибытия из Исходника в Срез; а ведь тогда Машка, помнится, даже не поверила, что это именно она, училка, синий чулок, старая вешалка…
Старая вешалка. Синий чулок. Училка. Фригидная бабуля… Прежние мантры категорически не помогали, сколько Толик ни твердил их про себя, стараясь во что бы то ни стало выдержать ее взгляд.
Сорвался, сморгнул, опустил глаза.
— Вы знакомы, Сережа?
Если Стар сейчас начнет распространяться, что познакомились они позавчера, что накануне он, Толик, полдня ходил за ним по пятам, а потом, возле бассейна… блин. Она пошлет его подальше, и грантодатели неслабо обломаются.
Но Стар, похоже, устал. Сказал только:
— Да.
Объект кивнула. Снова посмотрела на Толика, но уже обычным человеческим взглядом:
— Сергей Старченко учится в моем классе. Вы всех ребят знаете, Анатолий? Тоже мои ученики: Виталик Дмитриев, Саша Бушняк, Игорь Воробьев, Катя Андреева. И еще одна наша девочка, Марина Круцюк… она погибла. Там, во время штурма, вы, наверное, слышали. Сегодня вечером мы все вместе возвращаемся в Исходник на ее похороны. Кроме Сережи, конечно.
— И кроме меня.
Толик недоуменно повернул голову. До сих пор малолетка с длинными ногами сидела тихо и пришибленно, с успехом изображая деталь больничного интерьера. Ее неожиданный голос как-то даже выбился из стиля и уж тем более прозвучал совсем не в тему. Толик предпочел бы не отвлекаться.
Но объект, конечно, тут же переключилась на нее:
— В чем дело, Катя?
Малолетка втупилась в пол:
— Ни в чем. Просто я не поеду на похороны Марисабели.
— Почему?
Длинноногая девчонка съежилась еще сильнее. Шевельнула губами, как будто хотела что-то сказать и передумала. Зыркнула исподлобья сначала на учительницу, а потом, если Толик правильно уловил направление взгляда, на Стара. И вдруг резко вскинула голову:
— Потому что это я ее убила.
Мы там были, папа.
Я все-таки уговорила Мишу взять меня с собой. Он долго отказывался: огромный риск, полная, по сути, неизвестность: до сих пор ведь в опытах участвовали только драконы, и половина из них так и не вернулась. Я возразила: не возвращались только дикие, все опыты с инициированными прошли успешно. Миша сказал: подумай, у нас ребенок. Но это был с его стороны запрещенный прием, он сам понимал. И в конце концов я полетела с ним. В Пещеру привидений.
В пещере всё очень изменилось с тех пор, как мы с Мишей последний раз туда спускались. Оптиграфическая аномалия, как ты, наверное, знаешь — чисто природный феномен, повлиять на нее искусственно невозможно в принципе. Пока «наша отражалка» (Миша так говорит, и надо слышать его интонацию), к счастью, не понижает фокусности, то есть в обозримом будущем свернуться не должна. Однако повысить ее фокусность мы не можем, а потому все силы брошены на интенсификацию тезеллитового компонента. Я понятно пишу? В смысле, пещеру буквально облицевали тезеллитом. В сумме с природными залежами это дает такое высокое поле, что без специального костюма там нельзя находиться. Миша говорит, это пустяки, дело техники: ничего не стоит оборудовать защитную капсулу с салоном повышенной комфортности, как у тебя в телепорту. Резонанс достаточно сильный, чтобы оперировать совокупной массой до трехсот пятидесяти килограммов; кстати, потому и драконов для эксперимента подбирали помельче…
Перечитала предыдущий абзац: ужас. Хорошо, что я не собираюсь тебе этого отправлять. Но всё равно: еще немного — и начну писать формулы в столбик. Зачем? Чтобы показать, какая я умная? Мол, все-таки выучила теорию, прониклась, разобралась! Или оставить подробную инструкцию для всех желающих повторить наш эксперимент? Тоже бессмысленно. Хотя бы потому, что желающие, да и кто бы то ни было вообще, вряд ли станут читать мои письма.
Поэтому перехожу сразу к главному. Не как это было сделано — а как это было. Комфортная капсула пока существует только в Мишиных мечтах, поэтому мы просто держались за руки. И…
Не знаю даже, какими словами описать. Миша говорит, по ощущениям практически тот же телепорт. Так что ты, папа, наверное, поймешь… хотя когда ты последний раз пользовался телепортом? Иногда я думаю: а ты вообще хоть раз в жизни был в Срезе?
Вечно я отвлекаюсь.
Не было ни движения, ни времени, ни света, ни звуков, только жар от тезеллитового поля, но ведь его, когда оборудуют капсулу, тоже не будет… И еще Мишины руки. Твердые и совсем сухие — а мои вспотели, и я всё время боялась, что они выскользнут, что расцепится наш замок, единственная прочная вещь в мире… вернее, межмирье… неощутимом, непознаваемом.
Исходник и Срез. Так странно: как я могла, как мы все могли всерьез думать, что это — всё? Двойная симметричная структура миров, по принципу «черное-белое», «день-ночь», «мужчина-женщина», — так мне объяснял сеньор Ричес. Красиво, но невероятно наивно. А Миша говорит, что с того самого момента, как узнал о существовании Среза, он не сомневался, что срезов должно быть несколько. Много. Бесчисленно. По его гипотезе, они существуют не параллельно, обособленно друг от друга, — а последовательно соединены в одно нескончаемое ожерелье…
Теория Множественных срезов. Теперь, когда мы проверили ее на практике, Миша опубликует, наконец, свою монографию. Там все написано. И, знаешь, куда более доходчиво и по-человечески, чем я пыталась изложить в начале письма.
А тот, другой Срез, куда мы попали… не знаю. В первый момент показалось, будто ничего не изменилось. Нет, внешние различия сразу бросились в глаза: зима, заснеженная равнина, ни гор, ни моря… Но, как бы тебе объяснить, всё это мелочи. От другого, принципиально иного мира ожидалось чего-то большего. Такого, о чем не помыслишь, чего не нафантазируешь заранее. Наверное, у первооткрывателей Среза было точно такое же чувство. Ведь наш Срез, он по большому счету тот же Исходник, правда?
На редкость условное и самонадеянное название — Исходник…
А вообще-то я пытаюсь лукавить. Смотреть на всё глобально, по-философски… наверное, смешно получается. На самом деле всё было: изумление, потрясение, восторг! Я же никогда в жизни не видела столько снега! У нас в Срезе снег — в лучшем случае белый пушок с утра на земле и ветвях деревьев, редко когда он дотягивает до полудня. А тут — бескрайняя-бескрайняя белая равнина. И только цепочка драконьих следов, короткая, до взлета…
Страшно было ступить. Так ровно и, наверное, глубоко… Но Миша, оказывается, взял нам с ним, кроме теплой одежды, еще такие забавные длинные узенькие дощечки для ног, две пары, и к ним две палки с кольцами и остриями на концах. Стоять на них у меня еще получилось, но когда попробовала шагнуть, сразу зарылась носком доски в снег и полетела вверх тормашками. Мы так смеялись!.. Потом Миша показал,
