получалось, во-вторых. За то, что было недорого, они этого олигарха уважали, хотя и не любили, потому что характер у него, с их точки зрения, был очень даже сволочной. Но за недорого вполне готовы были его терпеть.
А вот олигарху приходилось несладко. Чтобы продавать олигархам и иным государственным людям приличные машины за недорого, ему постоянно приходилось что-то придумывать. Потому что государственные люди и другие олигархи все время изобретали что-то новенькое по части ввоза нужных им автомобилей в Россию, считая, что олигарх и так выкрутится, а бюджет надо пополнять. Чтобы государственным людям было из чего платить зарплату, а этим самым другим олигархам было что делить.
Возьмут, например, и скажут, что с сегодняшнего дня на таможне надо платить вот столько много — и гуляй, Вася.
А олигарх столько много таможне платить не хотел. Ему, конечно же, как и всем нам, за державу было обидно, но не настолько. Он хотел таможне поменьше платить. И тогда он придумал такую штуку.
Он сперва придумал, что у него машины по всем таможенным документам стоят не как на самом деле, а в три раза меньше. От этого получалось, что платить таможне надо вполне приемлемые суммы. Ровно в три раза меньше, чем придумали государственные люди. Плюс еще немножко, чтобы его документам доверяли без лишних вопросов.
Тут бы надо картинку нарисовать, но я попробую на словах. Вот приехала на таможню иностранная машина. Откуда-нибудь с Балеарских островов, хотя на самом деле произведена в Европе. В бумагах сказано, что стоит она тридцать штук зеленых. Таможенники выстраиваются почетным караулом, берут с олигарха пятнадцать тысяч, наперегонки ставят в нужных местах положенные печати, и машина с таможни тут же уезжает.
Вообще-то машина стоит всю сотку, и таможне полагалось с олигарха полтинник состричь, но пятнадцать штук — тоже хорошие деньги.
А вот теперь давайте посчитаем. По бумагам машина стоит тридцать, плюс пятнадцать на таможне. Всего сорок пять. А олигарху она обошлась в сто да в те же пятнадцать. Получается сто пятнадцать. И надо бы еще пятнадцать наварить, чтобы не было обидно — мы с державой работаем на равных. Ей половина и мне половина. Уже сто тридцать. Никак нельзя эту машину дешевле продать, потому что будет унизительно.
Но ежели ее за сто тридцать продать, то практически всю разницу государство тут же и отберет. В виде налогов. Не потому что у нас налоги большие. Они у нас маленькие. У нас их просто много.
Вот и получается, что хоть ты эту чертову машину за миллион продавай — ни шиша тебе не достанется. Не только пятнадцати штук не достанется, которые ты на ней наварить хотел, но и прямой получится убыток, так как на европейском заводе нашу арифметику понимают плохо и свои сто тысяч за проданную машину желают получить в любом случае. Им там все равно, как у нас налоги устроены.
Рекбус. Кроксворд.
Но олигарх был умный и начитанный, его в детстве правильно воспитывали. Он очень одну книжку любил, которая называлась «Золотой теленок». Пиво, было написано в этой книжке, отпускается только членам профсоюза.
Олигарх взял и зарегистрировал компанию, которая выпустила много-много своих акций. Сколько собирался он машин продать, столько акций эта компания и выпустила. Причем интересно, что каждая акция стоила ровно восемьдесят пять тысяч долларов и ни копейкой меньше.
А вот теперь внимание. Приходит к олигарху человек покупать иностранную машину. Почем, говорит человек, машина. Недорого, отвечают ему. Платите двести штук в кассу, и всего вам хорошего. Ни хрена себе недорого, говорит человек. Совсем, говорит он, оборзели вы, мужики. Это сколько же утюгов людям надо на животы поставить, чтобы такие бешеные бабки за машину платить. А подешевле нельзя?
Почему же нельзя, отвечают ему. Очень даже можно. Были бы вы, уважаемый, акционером компании «ПупковЗадний», вы бы эту самую машину всего за сорок пять тысяч взяли.
Вот это здорово, говорит человек. Это мне подходит. А почем обойдется стать акционером этой замечательной компании? Да всего-то ничего, говорят ему и подмигивают. В восемьдесят пять тысяч это обойдется. Восемьдесят пять прибавить сорок пять получится сто тридцать. И еще раз подмигивают.
Человек складывает. И вправду получается сто тридцать. Меньше чем двести. Ничего не понимает, но в кассу бежит вприпрыжку.
Может, вы тоже чего не понимаете? Дело тут в том, что с продажи этой самой акции налоги, считай, никакие не платятся. Так что и завод при деньгах, и олигарх с наваром, и государство с бюджетом. И другие прочие на хороших машинах по Рублево-Успенской трассе шинами шелестят.
И это вовсе не потому, что у нас законов мало. Просто они у нас правильные.
Глава 53
ОАО «Кандым»
— Скажи мне, американец, — нервно допытывался Зяма, — вот, к примеру, у меня есть эта самая бумажка, за которой ты приехал. Ты точно мне говоришь, что она ничего не стоит? Отвечаешь за базар? Совсем ничего не стоит?
— Ничего, — терпеливо объяснял Адриан. — Она ни цента не стоит. Эти бумаги стоят деньги, только когда они все вместе. Их надо отвезти в Соединенные Штаты. Там их надо отдать в один банк. И банк заплатит деньги. Семьдесят миллионов. Может быть, даже больше. Я точно не знаю.
— Хорошо. У тебя бабки есть?
— Бабки?
— Деньги.
— У меня были деньги. Три тысячи долларов. Немного больше. Но их отняли люди, которые меня сюда привезли и били.
Зяма обернулся и крикнул через плечо:
— Эй, кто там есть? Давай гони к Таранцу. Чтоб деньги американца сейчас здесь были. А то сам искать пойду. Рысью давай! А ты, американец, мне туфту не гони. Три штуки — это семечки. Если эти бумажки у зэков обратно выкупать, тут настоящие бабки нужны. Большие. Большие бабки есть?
— Больших нет, — признался Адриан и опасливо покосился на сидящего рядом Дениса, который про надежно запрятанные в Москве двести шестьдесят тысяч должен был помнить.
— Столько, сколько надо, нету, — неожиданно подтвердил Денис. — Тут по-другому решать придется. Слышь, Зяма. А что, если каптерку со столовой прикрыть? Пусть посидят без кормежки. Захочет какой- нибудь чмырь пожрать — только за бумажку с орлом.
В совиных глазах Зямы мелькнуло оживление. Впрочем, оно тут же погасло.
— Кондрат не разрешит, — со вздохом сожаления признался он.
— Это еще почему?
— Потому. Вохра этими бумажками затарилась по самое не могу. Они хоть и козлы, но с автоматами. Замучаешься не кормить. Таранец тут, кстати, не поможет. Пока он с нами у Кондрата был, ему в кабинет коробку картонную притаранили. Бараки и софроновскую шпану еще можно было бы к рукам прибрать, да вот только что с урками делать будем? Они тоже свои куски похватали. Знать бы, сколько у кого… А то шум поднимем, а окажется, что половины бумажек-то и нету. Тут другое надо.
— Что другое?
— А я откуда знаю? Слышь, американец, ты чего тут сидишь, как на троне? Тебя, между прочим, тоже касается. Не соберем бумажки, Кондрат тебя в зону выдаст. А тем все равно, за что бабки им придут — за бумажки эти или за твою задницу. Терзать будут, пока папа с мамой не выкупят. Так что шевели мозгой.
— А вот у меня какой вопрос, — осторожно поинтересовался Адриан. — Предположим, я знаю, как собрать эти бумаги. Предположим, я сделаю всем джентльменам предложение. Они мне поверят? Как вы думаете?
— Тут зона, — объяснил Денис. — Место такое особое. И народ здесь особый. Который ни Бога, ни черта не боится, да это бы еще полбеды. Беда в том, что никому и не верят. Тебе тем более. Ты кто такой, чтобы они тебе верили? Что с тебя взять?
— А этот господин Кондрат? Он серьезный человек. Если он со всеми поговорит, ему поверят?
