обернувшись всем своим громадным туловищем, побагровев от напряжения, смотрел на них. За его щекой вздувался забытый кусок шашлыка. Казалось, что у толстяка вскочил огромный флюс.
– Коля…
– Тоня…
Они вслушивались в непривычно звучащие имена.
– ТЫ ешь, а то остынет… – Холин произнес эту фразу с трудом. Она сняла кусочек с шампура.
– А почему ТЫ не ешь? – Тоня, наоборот, выговорила «ТЫ» свободно, словно они уже были давно знакомы.
– Я уже не хочу. Да и слежу за весом. А вот ТЕБЕ не мешало бы поправиться.
– Я худая? ТЫ не любишь худых?
– ТЫ изящная, но чуть-чуть надо поправиться. Женщине это идет. ТЕБЕ пойдет.
Они говорили ничего не значащие фразы, играя словом «ТЫ», следя, как оно, вначале угловатое, корявое, постепенно обкатывается, отшлифовывается, становится незаметным и привычным, как все прочие слова.
– Ах вот вы где, дядечка! – кто-то обнял Холина за плечи, шутливо встряхнул. – Сбежал! Бросил девушку! Разве это честно?
Холин уже знал, кто это. Он обернулся, улыбаясь. Сзади стояла, нахмурив брови, девушка-змейка. Она взяла Холина за руку, потянула из-за стола.
– Ну, марш дотанцовывать пятачок!
Николай Егорович встал, посмотрел на Тоню.
– Можно?
Она погрозила ему пальцем.
– Старый притворщик! А говорил, что не нравишься девушкам. Иди уж. ТЫ только не очень увлекайся.
– Я уже увлечен, – сказал Николай Егорович.
Уходя, краем глаза он увидел, что толстяк принял стойку. Он полупривстал на стуле и пожирал глазами Тоню. Про шашлык за щекой он забыл, и вздувшаяся щека придавала ему вид рассерженного бегемота. Уже на пороге танцзала Холин услышал срывающийся от волнения, хриплый голос:
– Можно вас пригласить на танец?
Автомат играл медленное грустное танго. Змейка положила ему руки на плечи, прильнула; он взял ее за тонкую талию, осторожно повел в такт мелодии. Это был танец его юности, и Холин неплохо танцевал танго. Она, казалось, была удивлена.
– А вы хорошо танцуете, дядечка.
– Только одно танго.
– Поэтому и сбежали?
– Конечно.
– Впредь будем танцевать одно лишь танго.
– У меня больше нет пятаков.
– Сеня сбегал в магазин, наменял.
– Кто такой Сеня?
– Мой пленный.
– Пленный… в каком смысле? – удивился Холин.
– Ну я… пленила его. Поэтому и пленный. Хотите быть моим пленным?
– Я уже старый.
– В самый раз. Я не люблю молокососов. Они глупые. И пить не умеют. Вот вы сколько сможете выпить за вечер?
– Да уж бутылки две смогу.
– Вина?
– Водки.
– Ну? – поразилась она.
– Даже две с половиной, если закуска хорошая.
– Врете вы все. Но все равно чувствуется, что вы крепкий. Здоровяк-мужчина. Меня зовут Светкой. А вас?
– Николай… Николай Егорович…
– Очень длинно. И скучно. Можно я буду звать вас… ну, допустим… Егорушкой….
– Гм… довольно странно вы придумали.
