– Как клев?
– Ничего…
– Что ловите?
– Да бычков…
– Есть что-нибудь?
– Да есть…
Клементьев снял брюки и, прижимая их к животу, вошел в теплую воду лимана Дно было илистым.
– И на что ж вы ловите?
– Да на ракушку…
– А где ракушки берете?
«Вот привязался», – говорил весь вид мальчишки. Но, видно, взрослый человек, снявший штаны, чтобы подойти к нему, внушил ему уважение.
– Да на дне…
– На дне? Как же это?
– Да просто.
Зажав удилище под мышку левой руки, мальчишка запустил правую в воду, пошарил там и вытащил маленькую черную ракушку.
– Расколоть камнем…
Мальчишка осторожно выпустил ракушку, и она скользнула чуть наклонно в воду, без плеска, стремительная и неожиданная своей геометрией, как нашумевшая несколько лет назад летающая тарелка, которую часто рисовали в газетах и журналах.
Мальчишка ополоснул руку и снова застыл – темная, слегка изогнувшаяся под тяжестью удилища фигурка, вкрапленная в ослепительное зеркало лимана.
Вдруг рыбак вздрогнул и насторожился, однако его невольное движение никак не отразилось на неподвижности удилища. Оно продолжало мерцать темными искрами на слепящем фоне. И совершенно неожиданно высоко в небе забилось, понеслось над сверкающим лиманом, над белым берегом с рыже- зеленой щеткой камышей, над деревушкой с пыльными деревьями маленькое темное существо, только что несколько секунд назад осторожно передвигавшееся в спасительной родной сумеречной среде со знакомой, привычной архитектурой вокруг и вкусными запахами и вдруг неведомой силой выброшенное в раскаленное голубое безжизненное пространство. Что оно ощущало?
– Это бычок?
– Ага…
Мальчишка отцепил темное головастое тельце бычка и собрался бросить его в розовое синтетическое, наполовину наполненное водой ведро.
– Подари его мне, – сказал Клементьев. Он хотел сказать шутливо, но голос получился робким и просящим.
– Пожалуйста.
Без всякого сожаления мальчишка протянул Клементьеву рыбешку. Клементьев положил бычка на ладонь. Огромные глаза бессмысленно уставились на него. Клементьев опустил руку в воду. Бычок судорожно ударил хвостом и исчез.
– Зря, – сказал мальчишка. – Все равно подохнет. Я ему все кишки порвал.
«В самом деле, – подумал Клементьев, – глупо и сентиментально». Он вымыл руки, но все равно они пахли свежей рыбой.
Надев брюки, Клементьев пошел осматривать деревушку. Она оказалась небольшой. Две короткие улицы, разделенные широкой полосой ракушечника, глядели друг на друга резными ставнями, почему-то выкрашенными лишь в коричневый цвет. Зелени было немного – в основном вишни и белоствольные тополя. Да и это было чахло и худосочно. Очевидно, на ракушечнике деревья приживались плохо. За все время, пока он обследовал деревню, Клементьев не встретил ни одного человека. Взрослые работали, а ребятишки рыбачили на лимане. Лишь на крыльце кафе «Счастливка» сидел подвыпивший человек, держа за руль прислоненный к ступенькам велосипед, словно строптивую козу.
Внутри кафе было чистым, пустым и уютным. Деревянный пол недавно полили водой, и он глухо пах старой, подгнившей сосной и почему-то свежими яблоками. Через низкую ограду видна была плита, давно остывшая, и два бака на ней. Клементьев долго ходил по полу, нарочно преувеличенно топая и при этом кашляя, пока на кухне не появилась молоденькая девушка с марлевой повязкой на голове. Она улыбнулась Клементьеву, словно старому знакомому:
– Вы что хотели?
– Осталось что-нибудь поесть?
– Нет, что вы…
Девушка охотно объяснила, что клиентура у них постоянная, что за день бывает двадцать семь человек, и кафе ориентируется на это количество, с небольшим запасом, конечно, на всякий пожарный случай. Пожарного запаса сейчас нет, так как его съел человек, сидящий на крыльце. Он местный и всегда питается дома, но сейчас поссорился с женой, изгнан из дома и с горя съел сразу две порции шницеля с гарниром да еще две скормил своему псу-волкодаву, с которым не разлучается.
– Можно ли заказать на обед три шницеля? – спросил Клементьев.
