Деревянный каземат

упавший кусочек скорлупы показался выкатившейся слезинкой.

– Кетчуп дать? – Аня встала; не дожидаясь ответа, достала маленькую пластиковую бутылку, а рядом поставила синюю коробочку, – накапаешь тридцать капель и ложись.

Раздеваться Аревик не стала. Просто свернулась калачиком на диване, подсунув руки под голову и уставилась в окно. Голубой цвет неба успокаивал, а, может, это начал действовать валокордин. Аня опустилась рядом и накрыла ее лоб своей прохладной ладонью – от этого сделалось еще спокойнее. Аревик закрыла глаза, и последнее, что услышала, был шепот:

– Все будет хорошо. Не забывай, ты вечная…

На ее губах возникла слабая улыбка и через несколько минут дыхание выровнялось.

…Наконец-то вокруг ничего не рушилось и не взрывалось – Аревик окунулась в прохладный полумрак пещеры. Снаружи журчала вода и ласточки оставляли в небе свои замысловатые автографы; а еще она видела цветы – целый бескрайний луг, усеянный красными, желтыми, фиолетовыми точками, образовывавшими замечательный, неподражаемый узор.

В первый момент Аревик боялась пошевелиться, чтоб не спугнуть чудесное видение, ведь наконец-то Вечность нашла свое реальное отображение. Пьянящие цветочные ароматы, беспечно резвящиеся птицы, веселая мелодия ручья – все было прекрасно, но при этом Аревик чувствовала зарождение какой-то не имеющей названия силы, исполненной духом противоречия. Мышцы ног заныли в бездействии, тело требовало немедленно сменить позу, а ладони противно чесались – им надо было что-нибудь хватать, ломать… Сила эта росла, рождая состояние дискомфорта, и сознание подчинилось – Аревик осторожно вышла из пещеры. Боязливо оглядевшись, она увидела, что цветов гораздо больше, чем представлялось сквозь узкую дыру меж камней; увидела ручеек, терявшийся в траве. А еще запахи заполнили ее… Нет, нельзя находиться в таком месте и не собрать букет. Она принесет его в свою пещеру и будет любоваться до скончания века!

Аревик наклонилась и сорвала огромный красный мак с шелковистыми, полупрозрачными лепестками. И тут же внезапный порыв ветра опрокинул ее обратно в пещеру, а мак стал на глазах превращаться в розу – черную розу. Подняв взгляд, Аревик с ужасом обнаружила, что все цветы на сказочном лугу обращаются в черные розы, и ветер, срывая, несет их в пещеру. Это были уже не лепестки, а удушливая масса, набивающаяся в глаза, в рот, в нос. Аревик почувствовала, что задыхается… и вдруг пещера рухнула…

– …О, Господи… (Аревик услышала этот человеческий голос. Видение исчезло, но жуткое состояние удушья осталось). Что с тобой? У тебя судороги!..

– Я задыхаюсь, – простонала Аревик, – мне снились черные розы… они душили меня.

– Ты спала-то… – Аня взглянула на руку, но часов там не оказалось, – короче, я покурить не успела.

Аревик попыталась улыбнуться, но потом решила экономить силы. Ей стало казаться, будто убывают они с каждой минутой, поэтому лишь нащупала Анину руку и чуть сжала ее.

– Это продолжается третьи сутки. Скажи, что со мной?..

– Похоже, она умнее, чем я думала.

– …Она?.. – Аревик прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и заглянуть внутрь себя, но попытка эта была по-детски наивной. Ей удалось представить кишки, сосуды, пульсирующее сердце (как в программе «Здоровье») – никакой Кати внутри не было, да и как она б могла там поместиться?..

– Да, она, – Аня кивнула, – знаешь, раньше существовала такая пытка – человеку несколько суток не давали спать. Сначала у него возникала слабость, потом появлялись галлюцинации и, в конце концов, он сходил с ума. Понимаешь, да? Все это неспроста, поэтому лучше тебе вернуться в портрет. Проигрывать тоже надо достойно. Все равно она прикончит тебя.

– Как прикончит? – испугалась Аревик, – ты ж говорила, что я вечная.

– Вечная. А тебя устраивает стать вечной сумасшедшей?

– Разве я не стану прежней, когда закончится эта жизнь?

– В том-то и дело, что нет. В этом наше счастье, но и наша беда. Мы начинаем снова такими, какими уходим, поэтому нам надо беречь психику. Мы можем не заботиться о физическом здоровье, так как получаем его вместе с новым телом, а, вот, душа остается прежней… Тебе надо возвращаться, – уверенно заключила Анна, – у тебя прекрасный портрет. Он не затеряется в запасниках, поверь мне. У тебя будет не одна возможность начать все заново.

Аревик задумалась, способна ли еще раз добровольно уйти из жизни, и тут вспомнила главное – она ведь не знает, где находится портрет! Больше того, существует ли он вообще – может, новые хозяева уже успели потерять его, или случайно облили керосином, или… Она обхватила голову руками, стараясь сдержать беснующиеся мысли.

– Художник, нарисовавший портрет… – она тщательно подбирала слова, – это брат Вадима – любовника Кати… он умер, а Вадим вчера продал коллекцию… – и замолчала, вопросительно глядя на Аню. Открывшийся ей тупик был полным и абсолютным. Усталое, растерянное сознание потеряло нить, которая могла б привести ее к выходу, поэтому отяжелевшие веки медленно опустились, – я не знаю, кто купил портрет… я жутко хочу спать… и жутко боюсь уснуть… об этом знает только художник… Иван его зовут…

Как не хотела Аревик проваливаться в заполненное кошмарами небытие, но сопротивляться сил не осталось. Анино лицо, еще секунду продержавшись в памяти, исчезло. А, может, Аревик просто отвела взгляд, потому что перед ней очень четко возникло окно. В нем имелось какое-то несоответствие, которое явственно бросалось в глаза, но никак не поддавалось осмыслению. И только через какое-то время Аревик поняла, что видит за окном дерево. Даже не важно, что оно по-осеннему голое, но как оно могло за ночь достичь высоты, с которой автомобили кажутся крошечными, а люди похожи на муравьев?

На ветке сидела ворона, съежившаяся под холодным ветром. Она безмолвно открывала клюв, уставившись на Аревик черной бусиной глаза. Похоже, она хотела что-то сказать и не могла. Тогда Аревик решила помочь ей. Придвинувшись вплотную к стеклу, она громко произнесла: – Кар!.. Ворона встрепенулась и вдруг ответила человеческим голосом, правда, с каким-то странным акцентом:

– Мы – сестры. Ты не замечаешь, как мы похожи?

– Кар, кар!!.. – повторила Аревик.

– Да, – согласилась ворона, – а теперь впусти меня. Я открою тебе одну тайну.

Аревик тут же распахнула форточку, и ворона, тяжело взмахнув крыльями, перелетела сначала на раму, а потом опустилась на подоконник и прошлась по нему с видом хозяйки.

– Кар! – нетерпеливо воскликнула Аревик, но ворона в ответ рассмеялась и исчезла – вместо нее на подоконнике, свесив ноги, сидела Катя. В первый момент Аревик даже подумала, что смотрится в зеркало… нет, она ж чувствует, как твердо стоит на полу. …Мы что, действительно, близняшки?.. – растерялась она.

– Нет, это я тебя обманула, – Катя ехидно высунула язык.

…Эта самозванка пытается занять мое законное место!..

– Пошла вон отсюда! – Аревик бросилась с кулаками на незваную гостью, но та увернулась.

Они принялись носиться по комнате, натыкаясь на мебель, роняя посуду и любимые Анины икебаны. Катя весело хохотала, снова периодически показывая язык, и Аревик это бесило. Ей бы только догнать эту наглую тварь – уж она б ей показала, как вторгаться в чужую квартиру и в чужую жизнь!..

Кто б победил в этом поединке неизвестно, потому что Катя неожиданно выбежала на лестницу; Аревик за ней. Скатившись вниз, обе выскочили из подъезда, но оказались почему-то не на улице, а на вокзале, только выглядел он не совсем необычно. Вход в здание оказался перекрыт черными щитами. Люди толпились на площади, на перроне, а больше всего их двигалось по переходному мосту, ведущему ко второй и третьей платформам (обычно им мало кто пользовался, предпочитая короткий и удобный подземный переход, но сейчас другого выхода у них не было). Аревик подумала, что мост очень ветхий и может не выдержать такой массы – он уже и так прогибался, а из стыков капала… кровь. Почему кровь?.. Чья кровь?.. Непонятно, но капала она вниз – на составы, занимавшие пути, все до единого. Вагоны тоже были странными – открытыми, как кабриолеты. Во всех сидели люди. Много людей, и кровь капала им на головы, но они не замечали ее, утираясь носовыми платками, как от пота, и продолжали оживленно