– На это мы вчера угробили почти два часа. Тебе мало? – Аня рассмеялась, – если хочешь, объясню еще раз – в мире нет абсолюта, кроме Бога, который нам непонятен, недоступен и, вообще, давай его не касаться. Все остальное относительно, в том числе, и смерть. Смерть – это отпуск. Когда перетрудился на земле или не нашел своего достойного места, отправляешься в «санаторий», чтоб потом вернуться в новом качестве. О каком убийстве может идти речь в принципе? Это естественный процесс, как круговорот воды в природе. Никто ж не скорбит, что вода из речки превратилась в тучу, потому что она опять выльется дождем в ту же речку. Господи, я ж это уже говорила!..
– Наверное, все так… – Вадим задумался, и наконец выдал резюме, – если сказал А, надо говорить Б.
– В смысле? – не поняла Аня.
– В том смысле, если я принял то, что касается моего отца, матери, этой самой Аревик, то надо принимать и все остальное.
– Вот это правильно.
«Лексус» свернул в начавшие подниматься ворота.
– Неплохо ты тут устроился, – заметила Аня.
– Так работаем – не бутылки по мусоркам собираем.
– Похоже, Катерине повезло, – выйдя из машины, Аня оглядела дом, – с другой стороны, она это заслужила. Девочка славно билась. Своими кошмарами она чуть не довела Аревик до дурдома. И ведь придумала, как сделать, чтоб сон перешел в явь… я про аварию. Молодец. Фантазия потрясающая!.. Ты не гаси ее, а то посадишь у плиты, как некоторые.
– Ее посадишь… – Вадим улыбнулся, довольный, что не один он отзывался о Кате с таким восторгом, – пойдем. Значит, и портрет Аревик, и портрет отца ее ты забрала?..
– Я ж тебе вчера говорила – не могу ж я их бросить?.. Слушай! – Аня резко остановилась, – если у тебя столько денег, почему б тебе не заказать хорошие портреты – свой и Катин, а? Мастера я подгоню.
– Зачем? – растерялся Вадим, но тут же сообразил, – ах, ну да… Мысль интересная, но, честно говоря, я не готов к этому.
– А Катя? Ты у нее спроси.
– Спрошу. Но все равно не по душе мне это насилие. Что-то во мне протестует.
– Снова здорово, – Аня вздохнула, – впрочем, дело твое… И где же третья работа?
– Вот, – Вадим достал портрет, который еще утром снова перенес в гараж, – ох, долго мы с ним общались, – он вышел на свет, держа картину в вытянутой руке, – отдаю тебя, мамуля, в руки профессионала, а я уж, извини, хочу пожить сам, без твоего вмешательства, – увидев ужас в глазах матери, усмехнулся, – помолчи. Тебя тут больше никто не спрашивает, – и протянул полотно Ане, – держи. Значит, ты собираешься заняться обустройством их будущего?
– Попробую, по крайней мере, – она критически взглянула на изображение, – хотя именно с ним будет сложно. Насчет Аревик, я уже договорилась по старым связям – его покупает одна московская галерея, поэтому, думаю, не долго ей оставаться в своем деревянном каземате…
– Где? – не понял Вадим.
– Ну, «деревянный каземат»… – Аня засмеялась и ласково погладила темный багет рамы, – в этом прямоугольнике она обречена на вечную жизнь. Чем не каземат?
– Красиво, – согласился Вадим.
– Сама придумала, – Аня шутливо задрала нос, но тут же голос ее вновь стал серьезным, – господина Ван Коулена, то бишь отца твоего, тоже пристрою, хотя им я еще вплотную не занималась. Сама работа какая-то пронзительная – такие сейчас любят. А это… – она скривила губы, – совершенно заурядная штука. Куда и деть-то ее, пока не представляю.
– Ничего страшного, – доверительно шепнул Вадим, – если она вернется века через два, я не обижусь. Я всегда мечтал отомстить ей за то, как она относилась ко мне в детстве.
Аня увидела, каким гневом исказилось лицо на портрете и погрозила ему пальцем.
– Но-но! Веди себя хорошо, а то, вообще, повешу у себя в туалете и будешь видеть только как я справляю нужду, – она сунула картину под мышку, – ну что, я пошла? Больше у тебя тут нет ничего интересного?
– Теперь все интересное у тебя, – Вадим усмехнулся, – а мы с Катей будем просто жить.
– Просто жить… – передразнила Аня, – фи, как скучно. Лучше подумай над моим предложением, по поводу портретов. Третьяковку не обещаю, но… короче, соображайте тут с Катькой.
Аня двинулась к открытым воротам, и Сет проводил ее взглядом, не посмев даже двинуться с места. Наверное, от нее исходил сладостный и манящий аромат веков, который Аревик в свое время приняла за духи, и собака просто не знала, как на него реагировать.
К О Н Е Ц
