Путь в Вальхаллу

бывали конечно дни, в которых хотелось «копаться»… но утро!.. Вынырнув из липких, обволакивающих образов ночи, но еще не успев погрузиться в мелочные проблемы дня, будто паришь в невесомости, не отягощенная никакими переживаниями – наверное, это тот самый миг, когда после странствий душа возвращается в тело, но пока не стиснута его жесткой оболочкой.

Даша сладко потянулась, и все – душа заняла свое место. Сразу вспомнилось, как называется сегодняшний день; рука инстинктивно подняла телефон, определяя реальное время, но сегодня ночные образы не хотели отпускать ее.

…Ничего не понимаю, – подумала Даша, – Перун, насколько я помню, это наш языческий бог, то есть получается, что Гардарика – это Русь, а никакая не планета?.. Блин, а тогда, что такое Асгард?.. Хотя, хрен его знает, как там все устроено во вселенной – может та планета наше зеркальное отражение – я смотрела такой фильм. Мы развиваемся параллельно, но она так далеко, что сигнал доходит до нас с диким опозданием, и получается, вроде, там еще какие-то древние времена… Бр-р, – Даша мотнула головой, – и на фиг мне разбираться во всем этом? Если понадобится, Фрея сама мне все объяснит… но тогда, кто такая Фрея?..

Цельный образ инопланетянки рассыпался на десятки новых, но в кухне что-то звякнуло, и только что возникшие персонажи исчезли, так и не успев обрести имен.

…А чего мать не на работе?..Хотя сегодня ж воскресенье! Блин, то сессия, то каникулы – запутаешься в днях недели!.. Нехотя встав, Даша поплелась на кухню. Она еще не придумала, что ей там надо, и взгляд бесцельно пополз по стенам и белым шкафчикам; задержался на матери, делавшей бутерброд, на кастрюльке с сосисками; проследил за струйкой пара, поднимавшейся из чайника, и остановился на экране телевизора. С праздным интересом Даша наблюдала, как среди клубов черного дыма, окутывавших бесформенные обломки, сновали люди в касках, люди в белых халатах, люди в костюмах с эмблемами МЧС и просто люди, грязные и испуганные.

– Мам, чего это ты смотришь? – спросила она, зевая.

– Самолет разбился; сто семьдесят погибших. Кошмар…

– Точно, жуть, – Даша присела на табурет, равнодушно наблюдая за чужой трагедией.

За кадром возник голос диктора, рассказывавшего, как самолет зашел на посадку, но из-за тумана рухнул в сотне метров от аэропорта. Когда диктор назвал город, в Дашином сознании сработал неизвестный науке тумблер, концентрирующий внимание – она уже слышала это название. Вчера!..

…Нет, трагедии случаются с чужими людьми!..Это ведь делается в назидание, чтобы мы знали, чем может все закончиться, и были осторожнее – не садились пьяными за руль, не собирали неизвестные грибы, правильно переходили улицу…

– Люди, вот, просто летели, – продолжала рассуждать мать, укладывая готовые бутерброды на тарелку, – кто-то их провожал, кто-то встречал… А тут, раз и все. Сто семьдесят человек!..

В кадре появилась девушка в легком, совсем не по сезону, свитере, отрешенно сидевшая на носилках. Она дрожала, то ли от холода, то ли от ужаса, который, пусть и с опозданием, настиг ее. Над безжизненными телами суетились врачи, а она сидела, тупо глядя в землю и дрожала, но тут появился щеголеватый корреспондент в дубленке и сунул ей микрофон.

– Что вы помните? Ваши последние ощущения? Расскажите, что происходило перед катастрофой? – он замолчал, скороговоркой выпалив все вопросы, которые успел придумать. На каждый из них можно было б отвечать часами, но девушка лишь подняла безумный взгляд, словно увидела существо из другого мира. Хотя, может, так оно и было – может, она уже и не надеялась вернуться в этот мир.

Корреспондент тыкал микрофоном ей в лицо, и девушка все-таки заговорила:

– Я почувствовала удар… потом все закричали… потом отвалилось крыло – я видела, я сидела у окна. Потом был еще удар и пламя… У меня была сумочка, – она виновато улыбнулась, – я подумала, что там все мои деньги и документы. Она лежала метрах в двух… Я думала, что должна поднять… – девушка замолчала, видимо, осознав, какие глупости говорит, но корреспондент подгонял ее.

– А дальше? Как вам удалось спастись?

Девушка неожиданно зарыдала – это была настоящая истерика, и подоспевший врач сунул ей что-то под нос, но корреспондент не унимался.

– Так, как вам удалось спастись?

– Не знаю… – девушка схватила ртом воздух, и слезы отступили, оставив на лице грязные потеки, – какой-то парень… в самолете была дыра… он схватил меня и выбросил, а потом был взрыв, и больше я ничего не помню…

– Что за парень? Возможно, он тоже жив? Вы узнаете его?

– Он остался там… Он красивый, как бог… – девушка снова закрыла лицо руками, – у него были ракетки… в чехле… Он все время говорил, что летать совсем не страшно…

Девушка медленно сползла на бок. Врачи тут же подхватили носилки и потащили к машине. Корреспондент исчез, а на потускневшем экране выстроился ряд цифр.

– Вы видите телефон «горячей линии» – произнес бесстрастный голос диктора, – по которому можете узнать о судьбе пассажиров рейса…

Даша схватила салфетку, судорожно записывая номер.

– Ты что? – удивилась мать.

– Это Ромка! С ракетками!.. – она бросилась в комнату.

С третьего раза ей удалось набрать цифры в нужном порядке, но бездушный автоответчик предложил подождать. Даша честно ждала десять минут, после чего нажала «отбой». Собственно, что она хотела услышать? Имя и фамилию? Но она и так знала, что вряд ли там летел еще кто-то похожий на бога с теннисными ракетками. Даша бессильно опустилась на диван, и мощный насос погнал потоки влаги, уносившие с собой все мысли и воспоминания. Она попыталась вернуть Ромкин образ, но тот не складывался – отдельно возникали руки, сжимавшие ее ладони, отдельно – глаза с веселыми искорками, и главное – нежные мягкие губы. Да, губы она помнила лучше всего, но как-то безотносительно к их хозяину.

Галина Васильевна вошла в комнату и остановилась, готовая уйти, если дочь того пожелает, но Даше было все равно.

– Даш, это тот Рома, с которым ты дружила?

Даша кивнула, и «насос» внезапно сломался – поток стал иссякать, поэтому мысли начали возвращаться, только какие-то обновленные, отмытые слезами от невозможных желаний.

– Мам, только не надо ничего говорить, – Даша решила упредить избитые сентенции о том, что жизнь продолжается, и надо бороться… – видишь, я не плачу. Это судьба… – она сама удивилась, что отыскала в потаенном уголке такое значительное и емкое слово, в которое люди обычно вкладывают свой глупый, мелочный смысл.

…Блин, у судьбы есть один серьезный недостаток, – подумала Даша, – она штука неодушевленная, и ее нельзя спросить – за что?.. А, может, мы с Ромкой и не пара вовсе? Я ведь его толком даже не знала – я придумала его, как Тёмка придумал меня. А потусовалась бы, так неизвестно, как бы все повернулась. Он бы спал с проститутками, а я мучилась… А если он все-таки тот, кто был мне нужен?.. Судьба, блин…

Возникший из непонимания сути, хоровод глупостей, смешных для любого нормального человека, неожиданно обрел сакральный смысл. …Тогда мы – муравьи, на которых можно наступить, и нас не будет, и ничего от этого не изменится. Сколько я в детстве растоптала муравьев!.. А сколько бабочек засушила!.. А тараканы?.. Сколько раз мы травили их!.. А цветы? А новогодние елки?.. Даша поняла, что ей не столько жаль Ромку, который так и останется прекрасным, но неосуществившимся желанием, сколько рушившейся системы, в которой она чувствовала себя уверенно – на ее месте возникала другая, нечеловеческая система, но скатиться в бездну Даша не успела, потому что ожил телефон. Хватаясь за несуществующую соломинку, она схватила его, но голос оказался женским.

– Даш, это Наташа Лунина. Есть тема. Не бойся, я не по поводу Кирилла.

– Я и не боюсь, – Даша усмехнулась. …Это даже хорошо, что позвонила Лунина, а не Вика с ее дурацкими утешениями, и не Настька, которую, небось, саму, кто б утешил. Главное, не сидеть одной, а то башню снесет… Никогда не думала, что обрадуюсь Лунинскому звонку…

– Давай встретимся через час. В «Домино».