Здесь был гусар Каверин – дерзость и вольнолюбие его были достаточно известны. Здесь был штабс- капитан Бурцев – тот самый широкоплечий, массивный офицер Генерального штаба, к которому в «Священную артель» когда-то приходили лицеисты… Бурцев, конечно, мог быть в обществе…

– Итак, из 400 тысяч населения Петербурга около 200 тысяч – крепостные: большинство – помещичьи, но 50 тысяч – казенные, а 16 тысяч – удельные. Они работают на стройках домов, улиц, набережных, в мастерских, среди дворни и прислуги.

Доклад был длинный, и когда наконец окончился, к Пушкину подошел профессор Куницын. Ласково улыбаясь бывшему своему ученику, он сказал:

– Хочу поблагодарить за оду «Вольность». Нужные, важные мысли… стихи – прекрасные!..

Может быть, Пущин был прав – здесь собрались участники журнала. Но значит, общество собиралось в другом месте!.. Ничего не менялось.

И он почувствовал одиночество. Не поступить ли на военную службу? Пусть лейб-гвардия не для него: может быть, в армейский полк? У него друзья командуют в южных губерниях, они за него похлопочут, он увидит новые земли, увидит Малороссию и как раз будет рядом с Annete, которую никак не мог забыть…

– Что это значит, милостивый государь! – Управляющий Иностранной коллегией Петр Яковлевич Убри, обычно мягкий и любезный, был настолько рассержен, что холеное его лицо исказилось и мясистые щеки тряслись. – Жалоба за жалобой на скандальное происшествие!.. Садитесь.

Пушкин сел, но смотрел мимо начальника на бюст императрицы Екатерины Великой в углу, возле конторки.

– Пишет петербургский обер-полицеймейстер…

И Убри протянул большой плотный лист, на котором корявым почерком было написано:

«…служащий в Иностранной коллегии переводчиком Пушкин был в каменном театре в Большом Бенуаре во время Антракту пришел из оного в креслы и проходя между рядов кресел остановился против сидевшего Коллежского советника Перевозчикова с женой, почему господин Перевозчиков просил его проходить далее, но Пушкин принял сия за обиду, наделал ему грубости и выбранил его неприличными словами.

О поступке его уведомляю Ваше превосходительство, – с истинным почтением и преданностью имею честь быть

Вашего Превосходительства

покорный слуга

Иван Горголи».

– Да, – сейчас же снова раздражаясь, воскликнул Пушкин. – Господин Перевозчиков вел себя неприлично.

– Но…

– Я не ссору затеял, а этот господин позволил школить меня!..

– Но…

– И я надавал бы этому господину еще пощечин, но остерегся, чтобы актеры не приняли за аплодисменты!..

Неожиданный этот выпад и выражение ярости на лице молодого человека заставили Убри заговорить другим тоном. Как-никак перед ним был не лишенный способностей сын Сергея Львовича и Надежды Осиповны… Он принялся увещевать:

– Вокруг вас вообще слишком много толков. – Убри вздохнул и пошевелил в воздухе короткими пальцами. – Слишком много ненужного шума… Почему бы вам не служить тихо-мирно?..

– Я иду в военную службу! – объявил молодой служащий коллегии.

Да, все было решено! Он уже просил друзей хлопотать о нем, уже объявил маленькой Таланье, что уезжает, – и она была безутешна…

– Вот как? – осторожно сказал Убри. – Но что значит: зарю пробили раньше времени? И что значат ваши слова в театре: по Неве пошел лед – сейчас самое время? Зачем каждому встречному и поперечному вы напоминаете, что сто лет назад господин Вольтер по распоряжению регента, герцога Орлеанского, был посажен в Бастилию?.. Вы ищете славы господина Вольтера?..

На лице молодого человека сохранялось возбужденное, раздраженное, неукротимое выражение.

– Послушайте, – вздохнув, продолжал увещевать Убри. – Приходите в дни посещений статс-секретаря – вас по возможности займут делом…

XXI

Свободу лишь учася славить,Стихами жертвуя лишь ей,Я не рожден царей забавитьСтыдливой музою моей.Но, признаюсь, под Геликоном,Где Касталийский ток шумел,Я, вдохновенный Аполлоном,Елисавету втайне пел… «Ответ на вызов написать стихи в честь ее императорского величества государыни императрицы. Елисаветы Алексеевны.»

В утренние часы он продолжал упорно работать… Но поэма была отложена.

…Новый замысел был подсказан гвардейским полковником Федором Глинкой – таинственным человеком, деятельным участником многих обществ – литературных, благотворительных, научных. Встретив Пушкина в одном из многолюдных собраний и отозвав в сторону, он принялся восхвалять императрицу Ели-савету Алексеевну: не правда ли, она либеральна, не правда ли, она лояльна, не деспотична, готова прислушиваться к разумным советам? Почему бы Пушкину не написать в ее честь хвалебную оду?

Что бы это могло значить? Не задуман ли дворцовый переворот – наподобие 1762 года? Если Александр будет убран – на престол взойдет скромная, тихая женщина, когда-то ласково улыбавшаяся лицеистам, встречая их в дворцовых парках…

Может ли человек жить, лишенный свободы? Запереть страсти, запретить мысли, уничтожить стремления – то же самое, что остановить ветер, лишить крыльев птицу!..

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×