Ничего не понимая, Бетс растерянно покачала головой. Наверное, можно спросить у мамы. Леди Стенбурн никогда не обсуждала с ней подобные вопросы. Очевидно, настоящая дама должна инстинктивно знать подобные вещи.
Заинтригованная тем, попробует ли лорд Берлингем поцеловать ее, Бетс аккуратно намотала веревку на палец, размотала ее и вернулась в кухню. Огород может подождать.
– Будь добра, положи, пожалуйста, эту веревку так, чтобы она снова не запуталась, – велела Бетс Молли, которая бессмысленно терла тарелку, глядя в окно.
– Да, мэм, – сказала Молли, кладя веревку на только что вытертую тарелку и протягивая руку за блюдцем.
Бетс отправилась на совещание с матерью, но не о том, что привлекательного в поцелуях, а о том, что следует надеть на прогулку с лордом Берлингемом.
Роб встал утром, словно заново родившись после крепкого сна, съел скудный завтрак, пропустил маленький стаканчик бренди и отправился на конюшню за красивым домом, стоящим по соседству. Он снимал для своих лошадей стойла в конюшне соседа. Во дворе его собственного дома не было ни конюшни, ни места для нее. Через несколько дней он должен внести плату за конюшню. Нужно заплатить вовремя, потому что его сосед, виконт, не очень знатный, пригрозил, что выбросит его лошадей – двух лошадей, запрягаемых в коляску, и одну для верховой езды – на улицу и заберет себе коляску Роба, если тот снова задержит оплату.
– Билли! – заорал Роб. – Сей же час, Билли! У меня нет времени!
– Иду, хозяин, – ответил тощий, грязный оборвыш, появившийся из конюшни. На нем была одежда, сшитая на взрослого человека. Он был подпоясан веревкой. Его лицо и волосы были одинакового серого цвета.
Роб посмотрел на парня. Каким образом можно превратить этого оборванца в элегантного ливрейного грума ко второй половине дня? А ведь еще нужно что-то сделать с коляской, хотя она в лучшем состоянии, чем этот мальчик.
Роб застонал и подумал, стоит ли ухаживание за богатой дамой всей этой возни. Возни? Да это тяжелейший труд, вот что это такое. Тяжелая, напряженная работа плюс паутина лжи, которую нужно плести очень осторожно. Нужно быть постоянно на страже, чтобы ни на секунду не забываться и не выдать случайно свою бедность и самому не запутаться в собственной лжи. Роб предпочитал думать об этом как о не больших дозах правды, ему не хотелось признаваться самому себе, что он готов на целую охапку лжи. Он подумал, что у него, очевидно, начала просыпаться совесть, и насмешливо фыркнул.
– Давай-ка займемся твоим костюмом, – сказал он Билли. – Я собираюсь сегодня на прогулку с дамой.
– С дамой? – удивленно спросил Билли. – Я и не знал, что вы знакомы с дамами, хозяин, я хотел сказать, ваша светлость. Коляска готова. Я вчера смазал колеса.
– И сам вывалялся в смазке, конечно же.
– Ваша светлость! Да я никогда!
– Очень хорошо. Дай-ка посмотрю. Спинки сиденья чистые или хотя бы презентабельные? – Роб жестом велел Билли забраться на запятки, а сам запрыгнул в двухколесную коляску, чтобы осмотреть сиденья. Когда-то это была очень красивая коляска, но время ее не пожалело. Подушки сиденья были в пятнах, очень похожих на пятна от бренди, а может быть, от портвейна? Кожаная обшивка утратила свой блеск и местами протерлась.
Роб спрыгнул и задумался.
– Беги к миссис Бекет и спроси, есть ли у нее шаль, – велел он Билли, – может быть, можно будет закрыть самые протертые места.
Билли радостно убежал. Прошло полчаса, а он все еще не вернулся. Роб, осматривавший колеса и обнаруживший, к своему удовлетворению, что они в хорошем состоянии, отправился за слугой.
Он обнаружил Билли в кухне. Тот сидел за столом, на его грязные плечи был накинут плед. Мальчишка с жадностью запихивал в себя хлеб, намазанный маслом и джемом, а миссис Бекет, повариха и экономка, ласково смотрела на него.
– Бедный мальчик чуть не умер с голоду, – заявила она. – Посмотрите на него! Да его ветром сдует.
Роб вздохнул.
– Вижу. Можно взять шаль?
Он осторожно стащил плед с Билли, стараясь, чтобы грязь с парня не попала на плед, и отправился обратно в конюшню.
Роб решил, что плед закроет протершиеся сиденья. Он искусно задрапировал их и подошел к своим лошадям поговорить с ними.
Когда Билли вернулся (на его одежде появились новые пятна от джема), Роб решил сыграть на чувстве собственного достоинства, если у Билли таковое имелось.
– Думаю, тебе не захочется появиться в таком виде перед дамой, когда ты будешь изображать ливрейного грума графа Берлингема, правда? – спросил он Билли.
– О! Хоз… то есть ваша светлость, но вы же и есть граф Берлингем, ведь так?
– Да, и ты это знаешь.
– Так отчего же вы так говорите, будто я чей-то другой?
Роб поморщился. Как объяснить этому грязнуле?
– Я хотел сказать, что ты не захочешь прислуживать в таком виде никакому графу или джентльмену, правда?
Билли оглядел себя.
