Афинский яд

— Было бы мило, конечно, — сказал Архий, отвергая предложение Аристотеля грациозным взмахом руки, — но об этом позаботятся без вас. Мой профессиональный успех, если можно так выразиться, вполне устойчив. Однако жизнь актера полна опасностей. Многие мои собратья снискали славу, некоторые — богатство. Но век наш недолог. В этом смысле актерское мастерство не похоже на прочие искусства и ремесла.

— И правда, не похоже, — согласился заинтересованный Феофраст. Архий поднял бровь.

— Тем не менее, это искусство и ремесло. Способности нужны необычайные, а мастерство трудно совершенствовать. Оно подразумевает хорошую память, выносливость спартанца, сильный голос — все это не подлежит сомнению. Вдобавок, актер должен постоянно и неутомимо наблюдать за людьми и обладать редким даром проникновения в чужую личность и чужой характер. Это может быть человек другого пола и другого народа — или вовсе не человек, а, к примеру, птица.

— Да, — не совсем уверенно согласился я. — Конечно, маски и костюмы — это большое подспорье. И мастерство драматурга, который так много может рассказать о героях. Не представляю, что бы актеры стали делать без масочника и текста.

— Весьма прискорбно, — отозвался Архий, — что чудесный дар, способный спрятать что угодно и даже сам себя, затмевают дешевые поэтические трюки драматурга и нудная работа масочника. На самом деле, лишь огонь, горящий в душе актера, творит спектакль. Без умения вдохнуть жизнь в образ нет театрального действа.

— Но, — вмешался Аристотель, — мы не должны забывать о хоре, который, вероятно, стоит у истоков театра. В давние времена обряды и пение…

Но Архия не интересовали академические тонкости.

— Мы говорим о настоящем, а не о прошлом, — перебил он Аристотеля. — Гений Антипатра, командующего и регента Александра, отчасти проявляется в его восприимчивости и дальновидности. Он услышал обо мне от знакомого. Ленеи закрыты для македонцев, но, разумеется, им нужно знать, что там происходит. И вот Антипатр призвал меня, когда был в Коринфе. С помощью каких-то бездарей я сыграл кое-что из своих ролей, приготовленных для Ленеи, но на этот раз — лично для регента и двух-трех его близких друзей. Антипатр был восхищен, он завалил меня комплиментами и дарами. Но самой большой неожиданностью стало его предложение: употребить мои выдающиеся таланты на благо государства.

— Иными словами, шпионить, — прямо сказал я.

— Не совсем, — ответил Архий, выпрямляясь в кресле и не сводя глаз с Аристотеля. — Возьмем семью: очевидно, что любому из домашних — будь то супруге, наложнице, ребенку или рабу — всегда следует быть в распоряжении хозяина дома. Он должен знать, где они, чем заняты, чтобы в любой момент призвать их к ответу. Он велит: «А ну, привести мне черного коня!», или: «Пусть немедля явится мой младший сын!» — и его приказы беспрекословно выполняются. Подобным же образом любой человек в государстве должен быть в распоряжении царя или правителя. Если он не знает, где его подданный, он должен найти человека, который знает. Мои способности позволяют выследить и захватить жертву, когда она — или он — даже не подозревает о моем приближении. Ибо я никогда не охочусь в собственной личине, если вы понимаете, о чем я.

— Так ты наемник! — с отвращением воскликнул я. — Да, некоторые зарабатывают на жизнь охотой за беглыми рабами, но это — презренное ремесло, и…

— Охота за беглыми рабами — не самое подходящее для меня занятие, — терпеливо согласился Архий. — Антипатр имел в виду не это. Вижу, он уже послал вам рекомендательное письмо. Я отказался от участия в следующих Дионисиях, чтобы поработать с ним. Меня обучали военному искусству и даже послали в Пеллу, а потом в Дион. Там я провел весну и лето и брал уроки у лучших македонских воинов.

— Но что же именно хочет от тебя Антипатр? — мягко поинтересовался Феофраст.

— Антипатр хочет — точнее, мы хотим — иметь возможность найти и задержать тех, чье исчезновение и дальнейшая деятельность угрожают благосостоянию государства. Я говорю о вражеских шпионах, беглецах, ссыльных, похищенных.

— Серьезная задача, — пробормотал Феофраст, выражая свое неодобрение легким покашливанием. Гость не обратил на это никакого внимания и продолжил увлеченное самовосхваление:

— Возьмем для примера твою работу. — Архий взглянул на Аристотеля. — Пропадает наследница. Ты ищешь ее — и вскоре находишь. Антипатр хорошо осведомлен об этом деле, и плоды твоих трудов, о Аристотель, сын Никомаха, впечатлили его. Но ты, Основатель Ликея и известный человек, едва ли можешь уехать, когда пожелаешь. И ты стареешь, уж прости мне эту откровенность. Я молод. Ты сам видишь, что я в прекрасной физической форме. Я могу плавать, бороться и бегать. Я отличный наездник, могу даже управлять колесницей. Теперь, получив военную подготовку, я владею мечом, копьем и сарисой не хуже любого солдата.

— Надежный защитник, — заметил Феофраст.

— Да, ты прав, это всего лишь физическая сила — дар весьма полезный, однако в той же мере, что и я, им наделено немало юных пустоголовых атлетов. Я не такой, как они.

— Они не читают пьес, — рассмеялся я.

Архий даже не улыбнулся. Он встал, дабы перечисление его способностей произвело надлежащее действие на аудиторию:

— Я брал уроки у лучших риторов. Я знаю законы логики и красноречия. Но я не просто хороший оратор. Я обладаю уникальным сочетанием разнообразных способностей. Мое искусство основано на постоянном и внимательном наблюдении за человеческими поступками, страстями, особенностями и так далее. Я способен перевоплощаться. С помощью примитивного костюма — и, разумеется, без всякой маски — я превращусь в другого человека.

— Не уверен насчет последнего, — с сомнением проговорил я. — Я узнал тебя, едва ты открыл рот.

— Да, Стефан, сын Никиарха, но лишь потому, что я сам этого захотел. Пожелай я остаться неузнанным — и ты никогда бы меня не вспомнил. Я заговорил голосом своего героя и даже процитировал строчку из драмы, которую ты видел. Но стоит мне захотеть — и я стану другим человеком, изменив голос и движения. Вы слышите, я говорю с чистейшим афинским выговором. Но на самом деле я родом из Фурий — далекой западной колонии в Великой Греции. Если бы я покорился своей природе, я бы заговорил как фуриец.

— Кажется, мне не приходилось слышать о такой колонии, — сказал я.

— Она знаменита, — возразил Архий. — Стоит на месте древнего Сибариса. В числе основателей был сам Геродот. Плодородная почва, чудесные вина. Теперь Посейдония кишит варварами, но мы — греки. Мы чтим традиции греческого искусства и гончарных ремесел и изучаем греческую литературу. Мы зовемся италиотами. Наши города объединились в Союз Италиотов. Когда-нибудь мы выгоним карфагенян с Сикилии и вернем ее Греции. Тогда можно будет захватить Карфаген. Распространяя свое влияние на восток, Греция не должна забывать о западе.

— Но ты-то не остался на западе, — заметил Феофраст. — На наше счастье, ты решил употребить свой дар на благо Афин.

— Верно. Я уехал из западных колоний и решил поискать счастья в Греции. И здесь, в этой колыбели искусств, я достиг успеха. Антипатр оказал мне честь, послав в Афины. И вот я перед вами. Используйте мой дар ради мира и спокойствия Афин.

— Я правильно понял, — уточнил Аристотель, — что ты готов выполнять мои задания?

— Да.

— Но в то же время ты будешь выполнять просьбы Антипатра, о которых не собираешься рассказывать?

— Да. Некогда ты сам был шпионом в Азии. Думаю, ты хорошо меня понимаешь.

— Ты опасен, Архий. Боюсь, — Аристотель тяжко вздохнул, — боюсь, после твоего появления Афины никогда не будут прежними. Подумать только, шпионить не за врагом, а за собственными соотечественниками! Афины — яркий пример свободного государства, где любое дело решается открыто. Наша сила — в гласности, ни один закон не будет принят без обсуждения, а суд вершится по законам, принятым гражданами…