Ух! Он что-то сморозил. Перемену в ней он почувствовал еще прежде, чем она убрала его ладонь с груди.
В этом вся беда с девушками: никогда не говорят полностью, что имеют в виду. И мужчины часто говорят то, чего совсем в виду не имеют, Он знает! И еще он знает, что есть одно, чего ни в коем случае говорить не следует, разве что ты действительно так думаешь. Если это ложь, то хуже такой лжи – нет. Достаточно ли он уверен, чтобы сказать это? Да, уверен, и твердо. А она тем временем одернула балахон.
Шаг назад, два шага вперед…
Он глубоко вздохнул.
– Ниад? Я тебя люблю.
Вот! Он это сказал. И он правда так думает. Это твердо!
– Ты это говорил разным девушкам.
– Нет, не говорил! И на этот раз я говорю чистую правду. Я влюблен в тебя безумно, как сумасшедший!
– Сколько их было?
– Ни единой!
Чистая правда. Чистейшая! Мейлим его спросила, и он ответил, что да, но сам-то этого слова не сказал, и значит, тот случай не в счет. А как еще он мог ответить на прямой вопрос? И даже он, может быть, вроде как верил, что любит Мейлим, но то, что он к ней чувствовал, не идет ни в какое сравнение с тем, что он чувствует к Ниад, и значит, все верно, Судьбы! Как он хочет… любит ее! Ничего подобного с ним прежде не бывало, и в жизни он ничего так не хотел. Еще немного – и он не выдержит.
– Полион? – шепнула она.
– Что, милая?
– Когда ты был совсем маленьким, твоя мать называла тебя каким-нибудь особым, тайным именем? Только она – и больше никто?
– А? – (А теперь что? Он попытался вернуть руку на грудь, но Ниад схватила ее и удержала на месте.) – Может быть.
– Скажи мне его.
– Не надо, а?
– Ты мне не доверяешь?
– Ну-у… Обещаешь, что никому не скажешь?
– Обещаю.
– Иногда она называла меня… Лягушонок. – И почувствовал, как Ниад затряслась от смеха. – Говорила, что я такой ногастый! Но если ты хоть слово…
– Я никому не скажу. Коди – мое среднее имя.
– Тоже очень красивое имя, – сказал он и вспомнил, что в Далинге придают среднему имени какое-то особое значение – какой-то древний имперский обычай.
Ниад заерзала, не выпуская его руки.
– Если бы твои приятели стали звать тебя Лягушонком, что бы ты сделал?
– Будь их не больше четырех, все бы упали мертвыми.
Шорохи в кустах стали четче. Кто-то там занимается Этим! От этой мысли он просто обезумел. Это же возможно! Соберись с мыслями, парень!
– Коди? – сказал он на пробу и почувствовал, как она чуть расслабилась. – Коди, милая.
– В Далинге, – вздохнула она, – мы говорим людям наши материнские имена, но никто другой этим именем не пользуется. Никогда! Назвать кого-нибудь средним именем – это страшное оскорбление.
А! Понятно!
– Ты можешь называть меня Лягушонком.
Это был верный ответ. Она выпустила его руку, и он водворил ладонь на ее законное место. Потеребил сосок и почувствовал, как она затрепетала от удовольствия. И зашептал ей на ухо:
– Коди, Коди, Коди!
Она извернулась, так что они оказались лицом к лицу.
– Лягушонок?
Какое у нее душистое дыхание! Она его поцеловала.
– Коди, милая. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, Коди!
Подействовало, точно волшебство. Она растаяла, ну просто растаяла в его объятиях. Он надавливал, целовал, ласкал, целовал. Поглаживал, исследовал… пальцы… Те шорохи теперь прекратились, а он шуршал куда громче, чем следовало бы, но ему теперь было все равно. Сейчас, сейчас ЭТО! Они вместе ерзали, целовались, гладили…
– Не так громко! – прошептал он.
