Он нежно притянул ее к себе.
– И что ты хотела рассказать мне о нем?
Ага, дело может принять деликатный оборот. Ее сердце снова ускорило свой бег.
– Говорят, он объявился в Джоалвейле.
– Верно, ходят такие слухи.
Она несколько раз глубоко вздохнула, как делала обычно перед тем, как петь особенно трудную песню.
– Я думала… возможно… Мне казалось, вы могли хотеть связаться с ним. Если так, я могла бы опознать его для вас… если вы хотите… – Разумеется, в поимке Освободителя был заинтересован Зэц, но Зэц был Карзон, а Карзон – Кен’т, хотя она не представляла себе этого славного молодого человека страшным богом смерти.
– Интересное предложение! – задумчиво протянул бог. – Что у тебя с ногой?
Обыкновенно она приходила в ярость, стоило кому-нибудь упомянуть об ее увечье, но это все-таки был ее отец, так что его интерес можно было простить.
– Одна короче другой. – Она подняла ногу, чтобы он мог увидеть толстую подошву на башмаке. – Я выпала из окна, когда была совсем маленькая.
– Это не мешает тебе выступать?
– Нет… Ну, конечно, мешает! Я всегда хотела стать актрисой, но не могу же я ковылять по сцене вот так! Меня не допустят на Празднества Тиона! – Вот, она все ему сказала!
Кен’т пробормотал что-то сочувственное. Он понимает!
– Послушаем-ка, как ты поешь. Спой мне – ничего замысловатого, что-нибудь попроще. Что-нибудь необычное. – Он убрал руку и, сунув ее за спинку кушетки, достал оттуда лютню. Профессиональным движением пробежался пальцами по струнам; инструмент был настроен идеально. – Что будем петь?
Этого она не ожидала! Петь для бога! Она собралась с мыслями.
– «Скорбящую женщину»?
Он улыбнулся и наиграл куплет, хотя песня была не из известных. Он играл гораздо лучше Полтстита.
– Выше? Ниже?
– Нет, нет, так хорошо! Вы играете божественно! – добавила она, осмелев.
– Еще бы! – рассмеялся он и начал вступление.
Она пропела первый куплет, но затем он оборвал игру и отложил лютню.
– Как я и ожидал. Голос пронзительный, ритм эксцентричный. Ты вкладываешь в слова уйму чувств и превращаешь песню в драму, но на Празднествах Тиона тебя бы не признали ни за что.
– Боже! Я хотела сказать, отец…
Он обхватил ее руками и крепко сжал, потом игриво поцеловал ее в кончик носа.
– Тебе, должно быть, очень жарко в этом платье?
– Я же ваша дочь!
В его глазах загорелся хорошо знакомый ей огонек.
– И я еще бог! Богам не обязательно подчиняться всяким пустяковым правилам!
Потом он поцеловал ее в губы.
Поцелуй был не слишком долгим. Хватило и этого. Когда он оторвался от нее, она качнулась назад и ошеломленно посмотрела на него. Она совершенно лишилась сил. Ни один мужчина еще не целовал ее так.
Он довольно усмехнулся.
– А теперь, Элиэль Певица, давай поговорим начистоту. Скажи-ка мне не ту правду, в которую тебе хотелось бы верить, но истинную правду. Где ты поешь?
Она стиснула зубы. И кулаки. Но бог ждал, глядя на нее в упор своими большими карими глазами.
– Ну, в разных местах. Я хотела сказать… иногда… ладно, в «Цветущей вишне».
– Значит, ты шлюха?
– Конечно, нет!
Он приподнял брови:
– Ба, да ты упряма, как заноза, не так ли? Что ж, попробуем чуть сильнее.
Он был настойчив; он не сделал ей больно, но бороться против его стальных мышц было бесполезно. Его губы прижались к ее, его рука гладила ее грудь – платье сползло до талии, хотя она не поняла, как это вышло. Она горела с головы до ног. Она таяла, она чувствовала себя так, словно ее ударило молнией – все сразу. Возбуждение накатывало на нее волнами. Ни один мужчина не обращался так с ее телом, ничего подобного никогда не происходило с ней, она качалась в облаках розового тумана – но тут он остановился.
– О, Кен’т, Кен’т… милый… – Она протянула руку, чтобы снять платье.
