разочарованным. — Надеюсь, слушатели не всему здесь поверят.
Экипаж поднялся, готовый теперь приступить к войне.
— Куда теперь, великий предводитель? — спросил Томияно.
— Скрыться! — ответил Уолли. — Мистический Шонсу исчезает так же таинственно, как и появился.
Ннанджи смотрел на него в ужасе и смятении.
— Потом мы вернемся и подойдем к храму.
— И что мы там будем делать, брат?
— Фехтовать, — ответил Уолли.
— О! — Ннанджи выглядел удивленным, но фехтование никогда не вызывало у него сомнений.
— Я встречу вас там. Мне нужно еще раз все проверить. Шлюпки, — добавил он, — ведут себя еще хуже, чем мулы, я нахожу, что паланкин дает возможность держать себя в хорошей физической форме.
Уолли проводил жреца к сходням, пока экипаж «Сапфира» готовился к отходу. Где-то там, на краю торговой площади, должны быть наблюдатели, дожидающиеся действий Шонсу.
Он вернулся к Ннанджи, который держал в своих объятиях Тану. Он уже несколько часов не был в постели и поэтому чувствовал себя дискомфортно.
— Очень маскирующий килт, — сказал Уолли.
— Это все, что у них было, — возразил смущенно Ннанджи. — Предполагается, что Пятые должны быть низенькие и толстые.
— Джия уже сшила тебе другой — очень красивый, с вышитым грифоном.
Довольный Ннанджи объявил, что сейчас же побежит переодеваться.
Тана заявила, что, может быть, новый килт придется подогнать, и она пойдет вместе с ним.
— Спасибо тебе, Тана, — сказал Уолли, — за предупреждение о Боарийи.
— Какое предупреждение? — вмешался Ннанджи.
— Не обращай внимания, — быстро ответила Тана, — пойдем побыстрее снимем этот противный килт.
От такого предложения он не смог отказаться. И они удалились.
Сходни подняли — самое время заняться детальной проработкой планов. Уолли вернулся к Джие, туда, где она обычно находилась, — возле палубной каюты. Он собирался поговорить с ней о шелке и шитье.
— Тебе понравилась баллада, дорогой? — спросила она, и он заметил что-то странное в этих темных, обычно непроницаемых глазах.
— Это великая поэзия, хотя и не совсем точная. А в чем дело?
— Будут и другие! — ответила она. — Ннанджи рассказал менестрелям об Ове.
Уолли обещал это Тиваникси и уже забыл обо всем. Но не важно — Ннанджи сделал это наверняка лучше.
— Сколько же там было менестрелей?
— Дюжины, любимый, — сказала она, нахмурившись.
Так много? Тысяча воинов, плюс молодежь (две-три сотни, не меньше). Менестрели, понятно, слетелись на сбор. Герольды? Оружейники? Жены? Дети? Музыканты? Ночные рабыни? Сколько же тысяч всего вместил Каср? Не удивительно, что старейшины не чувствуют себя счастливыми.
— Еще Тана рассказала им историю, как вы с Ннанджи победили пиратов.
Он подумал, что Джия чем-то обеспокоена.
— Что тебя волнует, любимая? В пиратской истории все в порядке.
Конечно, пираты — это только разорившиеся моряки, причем половина из них — женщины. В версии менестрелей они превратятся в Морганов, Черные Бороды и Джонов Сильверов, но не приобретут обаяния. Свободные мечи ненавидят пиратов, потому что не могут с ними справиться, так что история должна получиться красочной.
Она опустила глаза, не желая опережать в догадках хозяина, который обычно так быстро соображал.
— Кто начал бой?
Ннанджи. Теперь он понял! Снова по той же схеме. Ннанджи был героем битвы с Тарру, он станет героем битвы при Ове, а также в поединке с пиратами. Если историю рассказывала Тана, сомневаться не приходится, что Уолли будет в лучшем случае упомянут в сноске.
— Еще они спрашивали о Ги, — сказала Джия. — Это ведь ты привел полный корабль закаленных в огне инструментов и снова возродил город.
— Да, наконец-то Ннанджи не сможет присвоить это себе, — улыбнулся он.
— Инструменты пришли из Амба, дорогой. Амб — колдовской город! Подозрения снова могут появиться… Обычно он не был так недогадлив, но Джия имела время для размышлений.
— А Катанджи расспрашивали о колдовских башнях.
Проклятье! Уолли был так поражен, что не мог говорить. Конечно же, Катанджи расспрашивали — и наверняка он не смог устоять перед такой аудиторией… дюжины менестрелей?
Проклятье! Проклятье! Что подумают воины о Седьмом, пославшем, с опасностью для жизни, Первого, да еще переодев его в раба? Реакция их будет как у Ннанджи: подделка меток на лбу — преступление. Они не могут представить себе переодевающегося воина. Пиратская история, может, и не принесет ему славы, но рассказ Катанджи точно подорвет престиж Шонсу.
Проклятье! Проклятье! Проклятье! Менестрели! Уолли забыл, какое положение они занимали в Мире.
КНИГА ТРЕТЬЯ
КАК ЛУЧШИЙ МЕЧ ПОБЕДИЛ
Глава 1
Как у человека бывают пустые дни, так у Касра были пустые столетия. Нигде это не было так хорошо заметно, как в храме. Будучи уменьшенной версией архитектурного сооружения в Ханне, он смотрел своими семью арками на Реку, посвященную Богине, только арки, как дань холодному климату, были застеклены. Два из семи шпилей обрушились и много листов позолоты осыпалось; также было много разбитых стеклянных витражей, а кое-где не хватало элементов каменной резьбы.
К храму и комплексу его строений примыкала полуразрушенная пристань, затерянная среди одичавших деревьев и кустарников. Ее и имел в виду Хонакура, так что, когда Уолли вышел на берег, ежась на прохладном вечернем ветру, его встречала делегация жрецов. После обязательных ритуальных размахиваний руками и поклонов его провели по сырому подземному ходу в огромную полуразрушенную трапезную с высокими лепными барельефами и каменным полом. Она была не слишком уютна, зато полностью подходила бы для его целей, будь в ней чуточку побольше света. В ней было несколько окон, но они были расположены слишком высоко и, к тому же, поросли мохом и покрылись плесенью. Звук рапир навряд ли будет слышен отсюда. Кроме того, трапезная должна иметь при себе кухню, а в кухне — плиту. Значит, дистилляцию можно будет проводить непосредственно под его наблюдением. Жрецы ждали его заключения, и он сказал, что да, подходит.
Брота и Пора отправятся на закупку шелка, воска и масел, Лаэ — на поиски какого-нибудь тяжелого голубого материала. Томияно и Олигарро — на охоту за кораблями. Тана, Джия и Катанджи должны остаться на «Сапфире». Держа все это под контролем, Уолли мог приступать к фехтованию. Он отослал жрецов ждать Фиендори, попросив, чтобы его сразу же провели к нему.
Он окинул взглядом огромную комнату, походившую на великолепный гимнастический зал.
